Какая-то сила подхватила Пантушку. В один миг он оказался в углу, схватил винтовку и удивился, какая она тяжелая.
— Давай сюда!
Он поднес винтовку Стародубцеву, а тот положил ее на колени, открыл затвор.
— Вот сюда закладывается пять патронов.
И Стародубцев объяснил, как устроена винтовка, как из нее надо стрелять, и наконец показал патроны. Пантушка слушал, раскрыв рот.
Перед вечером Стародубцев сказал, беря винтовку:
— Пойдем, сейчас лет гусиный, может, подстрелим...
Они вышли за гумна, сели у овина, пахнущего застарелой копотью и гнилой соломой. Чуть поодаль стояли старые березы, взметнув в голубое небо фиолетовые вершины. На толстых ветвях неугомонно кричали грачи, устраивая гнезда.
Но вот с небесной высоты долетели переливчатые звуки, будто невидимые музыканты заиграли на десятках разноголосых дудок... Над вершинами берез показалась вереница гусей. Они летели высоко, крылья их снегом белели на солнце... Вот одна стая, другая, третья... Гуси летели треугольником, цепочкой, врассыпную. Стародубцев вскинул винтовку и выстрелил. Визг улетающей пули долго стоял у Пантушки в ушах.
— Промахнулся, — с виноватой улыбкой проговорил Стародубцев. — Из винтовки в летящих птиц трудно попасть.
— Эх, вот бы поели гусятины, — с сожалением произнес Пантушка.
— Неудача!..
— Когда я вырасту, буду охотником.
— А тебе хочется иметь оружие?
— Хочется, — прошептал Пантушка, волнуясь.
— Давай сделаем пистолет.
— Да как же это?
— Очень просто. Я видел самоделки у мальчишек в Ревеле. Стреляют, будь здоров.
С этой минуты Пантушка лишился покоя. Мысль о том, что он будет иметь настоящее оружие, не оставляла его. Иногда находило сомнение: «Может быть, дядя Игнатий пошутил?..» Но на другой день Стародубцев, придя домой, выложил из карманов железки, напильник, молоток, клещи.
— Вот набрал у кузнеца барахла, — сказал он.
Тотчас же они принялись за изготовление пистолета. Стародубцев взял стальную трубку с донышком на одном конце, в центре донышка проделал узенькую дырку, прогнал через нее швейную иголку.
— Самый раз, — весело подмигнул он Пантушке. — Ствол готов. Теперь очередь за ударным механизмом.
На стержне гвоздя он сделал глубокую зарубку. Потом надел на гвоздь спиральную пружину.
Внимательно следил Пантушка за пальцами Стародубцева. Как ловко все они делали, эти волосатые и веснушчатые пальцы!
Стародубцев выстрогал из березы рукоятку, прикрепил к ней ствол, ударник. Получился пистолет.
Пантушка не выдержал:
— Дядя Игнаша! Дай подержу.
— На!
Пока Стародубцев делал спусковой крючок, прошло не меньше часа. Все это время Пантушка не выпускал пистолета из рук.
— Как настоящий! — восторгался он, поглаживая ствол и прицеливаясь.
— До настоящего далеко, но воробьев стрелять можно, — сказал Стародубцев. — Дай-ка!
Он стал прикреплять к пистолету спусковой крючок, потом что-то переделывать. Пантушку бросило в жар: ему казалось, что пистолет сделан хорошо и Стародубцев может все испортить.
Но вот милиционер оттянул за стержень гвоздь, потом нажал на спусковой крючок, и гвоздь сильно ударил по донышку ствола.
— Если ствол зарядить порохом, а вот сюда, — Стародубцев ткнул пальцем в донышко ствола, — положить пистон, то пистолет выстрелит. Понял?
Лицо Пантушки расплылось в улыбке.
— Понял.
— Да-а, — протянул Стародубцев, — только зарядить-то нечем: ни пороху, ни дроби нет. Ну, не тужи, может, разживемся.
Пантушка засунул пистолет в карман холщовых штанов.
В этот день он мучительно долго готовил уроки, потому что все время думал о пистолете, то и дело запускал руку в карман, ощупывая оружие. Ложась спать, засунул пистолет под подушку, а утром снова спрятал в карман и на первой же перемене показал Яшке.
— Ух, ты! — воскликнул Яшка и сморщил нос. — Дай-ка!
— Нельзя! Заряжено! — соврал Пантушка.
— Чем?
— Чем, чем! Ну, пулей.
Никогда еще Пантушка не привирал так бойко. Видя, как загораются глаза у Яшки и у других ребят, он почувствовал себя человеком, который все может. Вроде милиционера Стародубцева... Если бы его спросили, на что он способен, он, не задумываясь ни на секунду, ответил бы: «На все! На что хотите!» Воображение рисовало картины охоты на волка, даже на медведя, и он насупливал тонкие брови, сжимал зубы и весь напружинивался.
— А ну, пальни! — попросил Яшка.
— В классе-то!
— А что?
— Все разнесет. Пуля-то разрывная. В чего попадет, так на части и разрывает.