Открывается дверь, входит Яшка. Он не видит присутствующих: они сидят к нему спиной.
Яшка (чувствуя, что помешал). Я это… Клей водичкой разбавить. Можно?
Тоня. Наливай, наливай, чего стесняешься…
Яшка наливает в баночку воду, уходит.
Хорошо, документы останутся пока у меня. Зайдите завтра.
Романовский. Мы вам очень благодарны. Если бы мы могли вам чем-нибудь помочь?
Тоня. Помочь?
Романовский. А почему бы и нет? Я могу рассказать вашей ячейке о живописи. Мне часто приходилось бывать за границей… Я расскажу вам о древней Элладе, об Акрополе, о сынах Великого Рима — Юлии Цезаре, Цицероне — и о гуннах, которые пришли и за короткое время разрушили то, что создавалось человечеством веками… И расскажу вам о варварах, которые захватили страну и возомнили себя владыками…
Малинин. Евгений Михайлович, нам пора идти.
Романовский. А они были проклятьем, обрушившимся на человечество.
Тоня. А где это было?
Романовский. В Римской империи.
Каминская. Вам это, Тонечка, конечно, сразу трудно понять, но…
Тоня. Трудно. В университетах не обучалась — ваше белье стирала… Идите. А вас, доктор, я попрошу задержаться.
Малинин. А собственно говоря, в чем дело? У меня документы в порядке.
Тоня. Что вы заволновались? Просто я хочу задать вам несколько вопросов. Вы же врач?
Малинин. У меня нет секретов от моих друзей. Так чем обязан? Я очень спешу.
Тоня. Парнишка тут у нас один заболел. Кашляет очень. С легкими плохо. Чем его лечить надо, а? Скажите, пожалуйста.
Малинин. Собственно говоря, мне очень трудно говорить заочно… Вообще питать надо, питать… Да, да. Извините, но очень спешу. До свидания.
Тоня. Первый раз такого врача вижу. Или вы, как рабочего лечить, все свои знания забыли? Ладно, идите.
Каминская, Романовский и Малинин уходят. Тоня читает газету.
«Пускай империалисты всех стран и континентов проклинают нас, называют гуннами и варварами, мы не боимся проклятий». Понятно… (Подходит к винтовкам, проверяет их.)
Открывается дверь, входит Сеня.
Сеня. Кто это вышел отсюда вместе с Каминской?
Тоня. Жильцы ее новые. По мандату к ней вселяются…
Сеня. Странно… Очень знакомый голос. А где Вася с Петькой?
Тоня. Плакаты вешают…
Сеня. Не пойму, что со мной происходит. Как свободная минута, так про ребятишек думаю. Вроде как бы отец я им.
Тоня. Похож. Только бороды не хватает.
Сеня. Эх, черт, у меня долго расти будет, года три.
Тоня. Ладно уж, и так хорош… Лучше скажи, у врача был?
Сеня. А я там ничего не забывал.
Тоня. Не до шуток! Я ведь вижу, ты на глазах таешь. Отец называется! А что случится, на кого ребят оставишь?
Сеня. На жену.
Тоня (испуганно). На какую жену?
Сеня. Высокая, голубоглазая, красивая-красивая и… курносая!
Тоня. Сам ты курносый! Тебя вот в ячейке за это пропесочат!
Сеня. Ничего не будет! Выйду на середину и скажу: так, мол, и так, ребята, хотим на идейной основе к коммуне вместе шагать. Разрешат.
Тоня. С тобой дойдешь! Кашляешь, лица нет, одни глаза горят.
Сеня. Ничего, годок-другой я продержусь… В конце концов, дело же не в том, сколько проживешь, а в том, сколько хорошего сделаешь…
Тоня. Революции ты живой нужен! И мне! И не на годок-другой… (Заплакала.)
Голос Пети. Хлеб! Хлеб!
Открывается дверь. Вбегает избитый Петя, за ним ребята.
Петя. Хлеб! Хлеб!
Все. Петька, что с тобой? Какой хлеб? Где?
Вася. Кто тебя?
Петя. Я хлеб вам достал. А большие парни отнять хотели, вот и досталось. Но я не отдал… Вот он… (Вытаскивает из-за пазухи торбу с хлебом.)
Яшка. Пацаны! Хлебушка! Горячий еще!
Тоня. Петя, откуда у тебя столько хлеба?
Петя. На площади телега ехала, а на ней ящик с красным крестом. Как все на него набросились, сломали и стали хлеб хватать. Один много схватил, а две буханки у него упали. Я их взял! А там стрелять начали. (Борису, который кладет хлеб на стол.) Ты чего? Бери, еще много есть… Всем хватит… Берите, я же для вас…