Яшка. Сам.
Петя. А чего ты дома не сидишь?
Яшка. Дома нет. Был, да сплыл… (Достает из-за пазухи узелок, развязывает его, достает фотографию, показывает.)
Петя. Кто это?
Яшка. Сестра… Большевичка… Ее казаки повесили… У нас во дворе дуб стоит высокий. Мать и отца расстреляли, а дом спалили… Я в Москву надумал двинуть, к Ленину… Слыхали?
Вася. Слыхали…
Яшка. Хочу, чтобы пропуск он мне дал… Бумага белая с разводьями, как будто на ней сало шамали… И печатными буквами напечатано: «Дана сия товарищу Яшке в том, что есть он форменный пролетарский певец в мировом масштабе, отдавший свои неполные шестнадцать лет на борьбу с царской гидрой особым способом, через пение. Пропускать без задержки до самых жарких стран!»
Петя. А еще денег попроси…
Яшка. Нет, денег не надо…
Вася. Воровать будешь?
Яшка. Я редко ворую… Очень редко… Когда уж совсем невмоготу… Вот как сегодня… Четыре дня не ел… Бьют за это здорово, и все по голове норовят… Не понимают, что у человека голова — самое главное…
Вася. А где же ты деньги берешь?
Яшка. Песни пою. На базарах, во дворах… Конечно, не такую, как я вам пел. Они этого не поймут, это своим людям поется… Им бы все про любовь, про войну, про всякое такое…
Петя. Ты бы книжки продал.
Яшка. Нельзя. Стихи это. Лермонтов! Тоже поются…
Петя. Спой! Может, дадут чего тебе!
Яшка (кивнув на сад). Эти-то? Вряд ли… Ну, можно и спеть. (Подходит к калитке, кричит.) Граждане свободной России! Выходи песни слушать! Веселые — грустные, взрослые — детские, военные — тюремные, мужские и дамские, на любой вкус! Имею разрешение от самого товарища Иванова! Плату деньгами не беру: шамовку дадите — все заберу! А ну выходи!
Вася (восхищенно). Во́ жарит, даже не заикнется!
Из сада выходят пассажиры.
Торговка. А церковные-то поешь?
Яшка. Могу и церковные и похоронные, какие хошь! Желаю присутствующим не быть в списке живых отсутствующим! Лучше живите и мне помогите! Песней сыт ты будешь — голодающего ребенка не забудешь! (Запевает очень грустно.)
(Внезапно замолкает.) Если хотите дальше слушать, попрошу плату вперед! Дальше самое интересное! (Обходит пассажиров.) Попрошу оплатить труд несовершеннолетнего ребенка! Маловато… Ну ладно… (Поет второй куплет неожиданно очень весело.)
Торговка. Чувствительно поешь… А как бы церковное, а?
Коган. Я не скажу, что он кантор, но для этого зала сойдет.
Яшка. Чувствительно-нежный романс «Где твои слезы?».
Торговка. Подождь, подождь, ты где это платок взял? Украл?
Яшка. Зачем украл? Просто взял… Нынче время такое, делиться надо!
Торговка. Ах, так! Мы будем кровь свою лить, зарабатывать, а с тобой, гадом, делиться? (Пытается ударить Яшку.)
Яшка (уклоняется, весело). Мамаша, осторожно, по голове не бей, я ведь песни пою…
Торговка. На́ тебе, ирод проклятый! На́ тебе! (Бьет чем-то тяжелым Яшку по голове.)
Яшка падает.
Помогите, люди добрые! Грабителя поймала!
Коган. Позвольте, но нельзя же бить ногами! Он потерял сознание!..
Малинин. Времечко… Детей бьют… (Уходит с Романовским в сад.)
Адвокат. Жестокость нравов — спутница мятежных времен…
Коган. Послушайте, вы же адвокат, это ваша профессия — защищать людей.
Адвокат. В драки не вступаю… (Уходит вместе с женой в сад.)
Коган (пытаясь защитить Яшку). Перестаньте! Как вам не стыдно!
Торговка. Нет, я уж ему дам! Я ему покажу, как бедного человека грабить!
Савельев (выбегает из дома). А ну, кончай издевательство!
Торговка. Так он же вор! Вот косынку единственную украл!