— Она вас больше не любит?
— Она зла на меня. У нее что-то вроде болезни Альцгеймера. Она в клинике.
— Знаю, недавно я был у нее, — сказал Бобби, — хотел выяснить, не нужно ли ей выполнить работу по декоративному садоводству. Она не очень толково разговаривает, да?
Бобби пришлось подождать, пока Чип снова затянулся сигаретой с марихуаной. Несмотря на старания не отставать от моды, загар и длинные волосы, он выглядел на свои пятьдесят. Выдохнув дым и пожав плечами, он попросил:
— Раз вы знаете мою проблему, про отсутствие денег и мамочку, которая не даст мне ничего, объясните Гарри. Я заплачу ему, как только смогу.
— Ты неправильно понял! — Бобби перешел в нападение. — Твоя проблема во мне. — Он схватил Чипа за волосы и потянул вверх. Чип напряг шею и сгорбился. — Достанешь деньги и заплатишь мне послезавтра, через сорок восемь часов. Годится?
Бобби не ждал ответа на свой вопрос и поэтому удивился, когда Чип спросил:
— Иначе что?
Бобби несколько мгновений вглядывался в лицо человека, смотрящего на него снизу вверх.
— Ты думаешь, что я шучу?
На этот вопрос Чип мог бы ответить, если бы захотел, но на этот раз решил промолчать.
— Я, — сказал Бобби, — уже говорил, что был раньше садовником. Я большой специалист по подрезанию разных кустарников, чтобы они выглядели красиво. Для здешних зарослей это как раз то, что нужно. — Бобби засунул руку под рубашку, извлек из кожаного футляра, висевшего у него на боку, садовые ножницы, сунул острые изогнутые лезвия под нос Чипу и ловким жестом сжал красные рукоятки. — Вот этим я стригу. Не заплатишь послезавтра — отстригу кое-что и у тебя. Например, вот эту часть уха. Зачем она тебе? Ты же не носишь серьги. Не заплатишь еще через два дня — отрежу другое ухо. Не заплатишь еще позже — отстригу что-нибудь покруче. Дай-ка подумаю, чего тебе больше всего жалко. Что бы это могло быть?
Чип удивил его, сказав:
— Мысль понятна, — и сказав это довольно спокойно.
Может быть, благодаря травке он разговаривал так.
Бобби заметил:
— Это не просто мысль, друг, это обещание.
— Я это и имел в виду, Бобби. Я верю тебе.
Он называл его теперь по имени, как своего знакомого.
Бобби выпустил волосы Чипа, и тот снова уселся. Покрутил головой, снимая напряжение с шеи, затем, взглянув на Бобби, спросил:
— Ты настаиваешь на трех тысячах, так? Пятнадцать сотен — это навар для Гарри, а еще пятнадцать ты добавил сам, и о них Гарри ничего не знает. За то, что ты приехал сюда, ты сказал. Сколько времени ты ехал, часа полтора?
Бобби ничего не ответил, потому что этот парень все понял правильно.
— Разреши тебя кое о чем спросить, — продолжал Чип. — Когда ты не работаешь на Гарри, ты чем занимаешься — собираешь долги?
— Тебе зачем?
— Думаю, не могу ли я тебя использовать.
Этот человек продолжал удивлять Бобби. Теперь он разговаривал так, как будто сам управлял ситуацией.
— А как будешь расплачиваться? Опять распродавать мебель? — съехидничал Бобби.
— Предоставь это мне, ладно? Я хочу знать, на что ты живешь, как сходишься с людьми. У меня есть кое-что такое, что могло бы тебя заинтересовать.
Бобби заколебался, потому что ему стало интересно.
— Я иногда собираю долги для Гарри, — объяснил он. — Жадные ростовщики вроде него просят, чтобы я нажал на какого-нибудь парня. Еще я увожу и перепродаю автомобили. Бывало также, работал на поручителей, внесших залог за подсудимых. Разыскивал тех, кто не являлся в суд в назначенный срок.
— Подсудимых, которые удрали, — вставил Чип.
— Да, я возвращал их, и тогда поручитель не терял своих денег. Они в основном делают это сами, но случается, что должники уезжают из страны, говорят, что возвращаются на Гаити или Ямайку. Вот этих я и разыскивал.
— А если ты по каким-то причинам не мог их найти или доставить обратно?
— Когда я принимался за какого-нибудь парня, — усмехнулся Бобби, — он становился моим. Не могло быть такого, чтобы он не вернулся со мной.
— Не возражаешь, если я встану? — Чип поднял руку. — Держи.
Бобби подхватил его под локоть и поднял из шезлонга. Он не усмотрел в этом ничего особенного, это не означало, что Чип командовал им. Бобби заметил, что они были примерно одного роста, хотя Чип Ганз казался выше из-за своей худобы. Чип взглянул на окурок сигареты, бросил его на пол, но не раздавил. Бобби наблюдал за ним. Теперь он направился через внутренний дворик к распахнутым стеклянным дверям, ведущим в дом. Бобби пошел за ним. Дойдя до дверей, Чип остановился:
— Если ты такой выдающийся специалист по возвращению сбежавших уголовников, почему ты больше этим не занимаешься? — Он оглянулся через плечо на Бобби.
— Теперь приняли закон, по которому бывший заключенный не имеет права заниматься такой работой.
— Ты серьезный человек, — Чип кивнул Бобби, — как я и думал. — Он повернулся и вошел в дом, пересек застекленную террасу и открыл дверь в комнату, которая, видимо, служила кабинетом. Бобби краем глаза заметил темные деревянные панели, большой телевизионный экран с мелькнувшим на нем лицом Фила Донахью. Чип вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
Бобби стоял и глядел на эту дверь. Все в порядке. Чип сказал, что сейчас вернется, и Бобби поверил ему.
Что он мог сделать — удрать? Выскользнуть через переднюю дверь? Этот тощий человек средних лет, живущий на иждивении у своей мамочки, — что он мог сделать?
3
Система наружного наблюдения соединялась с телевизионной установкой в кабинете. Нажав одну из кнопок на пульте, можно было увидеть в правом нижнем углу экрана черно-белое изображение внутреннего дворика, парадного входа или верхних комнат. Нажав другую, можно было убрать телевизионное изображение, и тогда видеоизображение занимало весь экран.
Что и сделал в итоге Луис Льюис, смотревший телевизор в кабинете: включил видеоизображение во весь экран, чтобы видеть Чипа и латиноамериканца, в котором он узнал Бобби Део. Сначала они просто разговаривали, Чип курил свою травку, а теперь и Бобби Део пробует ее.
Луис Льюис был выходцем с Багамских островов. В Америку он приехал маленьким мальчиком со своей хорошенькой мамой-американкой и папой, который был барабанщиком. Луис мог разговаривать с багамским акцентом, если хотел, но предпочитал, чтобы его считали афроамериканцем, и делал для этого все. Он попытался называть себя исламским именем Ибрагим Абу Азиз, но, не вынеся насмешек Чипа, снова стал Луисом Льюисом. Его отец утверждал, что это имя будет вызывать у людей улыбку и он будет счастливым парнем. Он никогда не исповедовал ислам, просто какое-то время играл с арабскими именами, стараясь вызвать скорее уважение, чем улыбки.
Луис щелкнул кнопкой пульта, чтобы взглянуть на дорожку перед домом, и увидел в зарослях «кадиллак» Бобби. Потом снова нажал кнопку и стал смотреть на большом экране шоу Фила Донахью. Фил беседовал с тремя женщинами, каждая из которых весила более пятисот фунтов, и их мужьями с нормальным весом. Женщины рассказывали, как ведут себя в постели. Эти толстухи были забавными. В маленьком квадратике в нижнем углу экрана Бобби Део совал садовые ножницы в лицо Чипу. Луис нажал кнопку, чтобы убрать толстух и вызвать изображение внутреннего дворика на весь экран. Не сводя с экрана глаз, он поднял крышку дубового, как панели на стенах, комода, стоявшего вместо кофейного столика перед красным кожаным диваном, на котором он сидел, и достал дробовик.
Луис решил, что разговор касается денег, которые кому-то задолжал Чип. Этот малый не умеет заключать пари, но вечно делает ставки в Майами. Луис знал Бобби Део с давних пор как человека, с которым лучше ладить, чем враждовать. Сейчас Бобби был дорого одет, хотя и в латиноамериканском вкусе, а перед домом стоял его классный автомобиль. Да, он знал Бобби.
Теперь мужчины разговаривали так, словно пришли к какому-то соглашению. Чип, без сомнения, морочил Бобби голову… да, вот Бобби помогает ему подняться, они опять что-то говорят. Вот Чип идет в дом. Луис снова вернул на большой экран телевизионное шоу, а в угол экрана — видеоизображение, на котором появился Бобби. Он осматривался. Сейчас войдет Чип и увидит, что Луис смотрит шоу с дробовиком в руках… Толстухи уверяли Фила, что у них нормальная интимная жизнь, но ничего не сказали о том, что это значит для них. Никаких подробностей. Толстухи вели себя так, словно знали что-то, чего не знали обычные люди, словно они умели делать что-то особенное, могли доставить мужчинам какое-то особое удовольствие. «Или раздавить, — подумал Луис, — навалившись на своего маленького муженька, когда он крепко спит».