— Забот-то теперь, забот… — Он озадаченно посмотрел на часы. — До вечера надо что-то обязательно придумать, надо успеть… «Волгу» в порядок привести: кровь сзади на чехлах замыть, от пистолета освободиться… А как освободишься, если к арсеналу триста верст пилить, далеко тайник, а без оружия куда? Придется рисковать, придется и таскать с собой улику, и воспользоваться ею. А если ножом Леву? Но неизвестно еще, какая обстановочка сложится. Да и ненадежно ножом…
Неужели все кончено? Неужели сейчас начало краха? Тогда, в перестрелке на путях, он думал: финиш, приплыл к водопаду — ан обошлось вроде… Вдруг и здесь обойдется? Одно несомненно: предстоит разговор с Хозяином. Трудный разговор. Боязно и подумать о нем. Ведь предупреждал Хозяин, тысячу раз наказывал: не лезь в уголовщину, делом занимайся, зарабатывай, помогая людям и государству… Кивал ты, соглашался, а сам… В шестнадцатом бы веке тебе родиться, Матерый, был бы ты там к месту: большая дорога или широкое море, твоя любовь. Пиратом ты на свет явился, вольным разбойничком, и никак не мог приладиться к бумажно-компьютерному, жестокому веку, где убивают, душа в объятиях, а зарабатывают на резолюциях, связях и визах. Да, придется объясниться с Хозяином. Ибо: выйдут на тебя, выйдут и на него. А если его прижмут — все побережья всех морей обшарят, и уж про Азов не забудут…
А… убрать Хозяина? Еще хуже. Тогда точно на тебя выйдут.
— Ох, забот-то, — стиснул он зубы. — Ну, забот!
Он уехал, не дождавшись развязки. Страшась увидеть то, чего столь страстно желал все последнее время. Смалодушничал. Ведь там, у гаража, где разгружался Матерый, все бы могло и завершиться. Но — дрогнул, перевел стрелку на запасной вариант, чтобы не стать свидетелем бойни, убедив и себя, и наймитов — убийц то есть, да-да, именно — убийц! — и сам ты тоже убийца! — с ленцой убедив — чтобы авторитет не занизить: дескать, не стоит здесь, слишком людно, да и «Волгу» с трупом перегонять… Работайте «милицейских попутчиков». И смотался трусливо, скрывая ужас надменностью киношного мафиозо, — мол, времени нет, чтобы на пустяки его транжирить, дела ждут, сами разбирайтесь, шестерки… А теперь — жди! Жди, взвинчивая себе нервы, томясь в неизвестности. А если прикарманили наймиты деньги и — на вокзал? Вряд ли… Да и пусть бы так, пусть! Лишь бы…
Неужели положили Матерого? Весь этот комок мускулов, расчетливого ума… Даже если сразу в сердце попали, умирал он наверняка тяжело, до последнего вздоха борясь за жизнь, исходя кровью, ненавистью, вычислив все, и его, Льва, тоже…
Он вздрогнул. Звонок в дверь. Кто? Эти шакалы? А если засыпались, если милиция?
Судорожно выпил рюмку водки. Оглядел комнату. Картины, стильная мебель, видео, компьютер для телеигр, гобелены… Этого хотел всю жизнь? Ну, вот и… решается. Или твое, или…
Подошел к двери, ткнулся лбом в пухлую кожаную обивку.
— Кто? — проронил грубо.
— К Леве я, к Леве, — ответил приглушенно развязный, прокуренный голос.
Накинув цепочку, он открыл дверь. В узком просвете увидел незнакомого парня: кожанка, кепочка, скуластое лицо, стылый взгляд много разной погани видевших глаз; крупные черты лица.
— Привет от Шила…
— Где он?
Парень ногтем потрогал цепочку. Хмыкнул снисходительно:
— Так и будем… беседы беседовать?
— Именно, — отрезал Лева.
— В общем, — хмуро сказал гость, пальцем подняв козырек кепочки, — Шило передать просил: дело подняли большое, у тебя долю делить — стремно, езжай к ним, получи. Или у Равелло возьмешь, как знаешь. Я — кореш Шилов… На тачке я, таксер. Решай. Едем — едем. Нет — покеда. Все. Выдохся. Думай, свет очей моих. И еще — стольничек за визит. Я не курьер из конторы в контору. Отработал — отдай.