Но в чем-то и прав был солдатик. Неуклонно притяжение тюрьмы для тех, кто хоть один раз изведал ее. Свобода означала те же стены, решетки, колючую проволоку — сплошными заслонами, только имена им были иными: людская подозрительность, безденежье, отчуждение и — в противовес этому — самое радушное гостеприимство ворья… Что выбирать?
Выбрал таран: крушились стены, синяки оставляя; колючка, внатяг лопаясь, в душу отточенными своими завитками впивалась… Но — выдержал. И настал-таки восхитительный миг: он, человек с паспортом и пропиской, токарь четвертого разряда, сидит на диванчике в собственной комнате, предоставленной ему заводом, и все в комнате — его! Собственное! И диван, купленный по дешевке у бабки-соседки, и стул — пусть с помойки, но хороший, крепкий, ножку ему он сам вытесал и спинку укрепил; трат теперь, правда, предстоит: будильник, чайник, вилки-ложки, телевизор — но это пока мечта…
Пришло счастье, нашло его. Обошлось даже без конфликтов с прежними дружками, хотя и недоумевающими по поводу его рабочей профессии и нового стиля жизни, но вражды не выказывающими. Им он разъяснил ситуацию лаконично: мол, есть с в о й расклад, а кому не по нраву — от винта! Так и порешили.
В работу на заводе он втянулся не сразу, однако ремеслу учился прилежно, норов старался наружу не выставлять, и заладилось. Смена, отдых, полностью посвященный спортзалу; новые приятели — все шло своим чередом.
А после встретил Марину… Странно встретил. Шел после тренировки поздним вечером через парк в летний ливень, запахнувшись в курточку, и вдруг в темном, простеганном дождем пространстве различил на одной из скамеек бесконечно одинокую, понурую человеческую фигуру. Подошел ближе. Какая-то женщина. Безучастно-немая. И дождь ей был безразличен, и ночь эта сырая, и бормочущий шелест измокшей листвы…
— Девушка, что… сложности какие-то? — Слова произнеслись сами собой.
Она не отвечала, замерев в одном ей ведомом раздумье; не убирала прижатых судорожно к лицу ладоней. Вода стекала со слипшихся ее волос на колени, на юбку…
Взяв за кисть, он отвел руку ее в сторону. И встретил безразличный взгляд смотрящих в никуда глаз. Она была смертельно пьяна, эта девица. Уже собрался идти дальше, но тут расслышал, как еле дрогнувшие губы шепнули: «Помогите».
— Где живешь-то, а, поддатая? — спросил он, поднимая ее со скамьи, но ответа не дождался.
Буквально на руках, отдуваясь и матерясь, он донес ее до дома, переодел в свою чистую рубаху и уложил в постель.
Всю ночь ее рвало, она бредила, косо, безумно глядя на него, отчаянно проклинавшего и эту негаданную встречу, и глупое свое сочувствие; огрызавшегося на любопытных соседей, бдительно шаставших мимо двери… Но главное из бессвязных ее слов он уяснил: девчонку подпоили какие-то ребята, подпоили с целью определенной, а после вышвырнули на улицу.
— Ну, — сказал он утром, не без труда разбудив гостью, — вставай, будешь завтракать рассолом.
— Можно… я останусь… немножко? — прошептала она.
— Только на глазах соседей не мельтеши, — угрюмо согласился он, собиравшийся на работу. — Итак, теперь на неделю шорохи за спиной обеспечены… — Помедлил. — Ты… из вчерашнего-то помнишь чего-нибудь? — спросил с презрительным состраданием.
— Помню… Спасибо тебе, — сказала она.
Отвернувшись, он молча вышел. А затем, весь день глядя на вьющуюся под упрямым натиском резца ленту стружки, привычными движениями вытаскивая и заправляя в барабан станка детали, он думал о ней и почему-го, сам себе раздражаясь, хотел встречи, пусть и понимал, что вряд ли таковая состоится… А когда вернулся, открыв дверь комнаты, то не знал, радоваться или ругаться: жилище было прибрано, мебель переставлена — причем довольно мило, а гостья, похоже, уходить так никуда и не собралась.
— У тебя замок не захлопывается, — произнесла она виновато.
— Значит, собирай ужин, кивнул он.
После ужина проводил ее к дому. Зная уже все. О помолвленном с ней, Мариной, мальчике Игоре — сыне влиятельных родителей, долго и издавна друживших с ее отцом и матерью; о недавнем пьяном вечере, когда, упоив свою «невесту» до бесчувствия, Игорь поделил ее с товарищем…
— Ничего история, да? — спросила она Алексея. — Вот что случается, когда навязывают в жены нелюбимых девушек…
— Ну, и чего делать будешь? — хмуро полюбопытствовал он. — В милицию с заявлением?
— Куда? — Она вымученно рассмеялась.
Однако смысл такого ее смеха он не понял, да и не мог тогда понять…
Она помолчала. А после на убежденном выдохе заявила:
— Убью его.
Тут настал черед рассмеяться ему. От души. Отсмеявшись, спросил:
— Дома у тебя сейчас есть кто?..
— Нет… Родители в отпуске…
— Тогда позвонишь своему Игорю… Так и так, ничего не помню, люблю и хочу встречи… Не перебивай! — Отмахнулся. — Главное, чтоб пришел… А я тоже кой-кого приглашу… Есть тут у меня корешок. Колей кличут. Мамонтом.
Мальчик Игорь, человек с перспективами заграничных скитаний, на встречу согласился легко, — видимо, все-таки был озабочен последствиями гуляночки и своих диких поступков, продиктованных раскрепощающим подсознание алкоголем… С другой стороны, беспечный тон Марины обнадеживал. Все сошлось: и любопытство, и испуг, и желание выйти сухим из воды… Мальчик Игорь заглотил наживку.
В гости он пожаловал с шампанским и с цветами. Букет и бутылки приняла, однако, не Марина, а какой-то небритый верзила в клетчатой байковой рубашке и в клешах, встретивший его на пороге знакомой квартиры.
Обреченно щелкнул за спиной замок.
— Ну, чего застыл? — обдавая гостя ароматом пива и чеснока, изрек тип в клетчатом, возвышаясь едва ли не до потолка в тесном для его гигантского телосложения пространстве коридорчика. — Проходи. Не зря же газировку принес и лютики-гвоздички на закусь…
— Я-я… — промычал Игорь, пытаясь сделать обратный маневр по направлению к двери, но тут же и осекся: мощная рука, легшая на его плечо, тяжестью своей однозначно дала понять — сопротивление бессмысленно.
Прошли на кухню, где вместо Марины мальчик Игорь застал еще одного бандита, высоким ростом не отличавшегося, но шеи у бандита была бычья, подбородок квадратный, а кулаки словно из камня высеченные, рельефные. И если тот, что за спиной стоял, напоминал скалу, то в кухне сидевший — хищную кошку.
— Садись, — сказал второй, со взглядом пантерьим.
Вновь тяжело опустилась на ключицу Игоря длань человека-скалы, и вот уже гость оказался на стуле.
— Пей, — сказал все тот же, что за столом сидел, наполняя стакан водкой и Игорю стакан придвигая.
Ох, не хотелось Игорю прикасаться к стакану этому, но лапидарное «пей» прозвучало инструкцией по выживанию в данной нехорошей обстановке.
Давясь, он проглотил тепловатый алкоголь; с души воротило, рвота поднималась неудержная, но заботливый компаньон по застолью тут же, сочувственно кивнув, шампанского в стакан плеснул — запей, мол, все полегче…
Нахлынула отупелость. Ощущение себя жертвой, предназначенной на заклание, постепенно и страшно постигало Игоря, но смысл вершившегося ритуала оставался неясен, к тому же мысли непоправимо спутала водка, а оба бандита таинственно и упорно молчали. Паузу же их гость не прерывал пустыми расспросами, нутром понимая: пауза — это еще жизнь…