Руслан с трудом оторвался от моих губ, выдернул руки из-под моей майки, опустил меня на пол и развернувшись, заслонил меня спиной. Скрыл от глаз матери в моем собственном доме.
— Руслан?! — непонимающе спросила моя мама, опуская очки на переносицу. Женщина окинула моего друга изучающим взглядом, а затем посмотрела на меня с укором. — Ты же выходил вместе со мной.
— Я ключи забыл, — он вытащил из кармана брелок с ключами от автомобиля.
Его голос был все еще хриплым, с тягучими нотками невероятной похоти, которую он так и не смог унять, хоть и старался выглядеть уверенно и невозмутимо. И, кажется, только сейчас я наконец осознала, что он уже давно не маленький мальчик.
— Уже ухожу, — и напоследок подмигнув мне, парень вышел из кухни. — До свидания, Лариса Григорьевна.
С минуту мама рассматривала меня молча, стоя прямо напротив. В маленьком помещении воздух достиг наивысшей точки кипения. Мне казалось, что каждый поцелуй Руслана мигающим ярлычком светится на коже, демонстрируя моей маме следы моего греха. Инстинктивно прикоснулась пальцем к губе, которую прикусил Рус за секунду до возникновения мамы. Мерзавец. Господи, она могла поймать нас с поличным. И приди она на минуту позже, произошло бы то, о чем даже страшно подумать.
— Я пойду к себе, — сглотнув, опустила голову, и быстрыми шагами прошла мимо мамы. Как самый настоящий, провинившийся ребенок.
— Тьфу ты, — брезгливо фыркнула родительница мне в след. — Дрянь.
Глава 15
Олеся
— Дура, — добавила родительница чуть тише, с укором в голосе. — Воспитала потаскуху на свою голову, — буркнула она с сожалением себе под нос.
— Что?! — обомлев от грязного оскорбления из уст матери, я остановилась, врастая ногами в пол.
Хотя секунду спустя мне показалось, будто почва из-под ног куда-то ускользает. Мои губы подрагивали от злости, растерянности и шока.
Я хорошо расслышала, как она назвала меня потаскухой. Никогда в жизни я не позволяла себе ничего такого, за что меня можно было бы назвать потаскухой, и от обиды захотелось взреветь белугой. Слезы застыли в глазах, а ком в горле заблокировал доступ словам, которые были благополучно проглочены. Я не смогла себя защитить, потому что в глубине души сама чувствовала себя потаскухой.
Не дав мне и мгновения, чтобы переварить услышанное, мать размашисто ударила меня по лицу. Отпрянув назад от огорошивающей неожиданности, я зажмурилась, прикасаясь ладонью к зудящей щеке.
— На младшего брата позарилась? — с неприкрытой иронией в голосе протянула родительница. — Надежда тебе все космы твои выдернет!
— Мам, я ничего тебе не скажу, — вытянув свободную ладонь в жесте, требующем прекратить, четко произнесла я. Другая рука все так же покоилась на пульсирующей от боли, колкого унижения и злости, щеке. — Но после Праги, ноги моей не будет в этом доме, — произнесла с презрением в голосе. — Я соберу свои вещи и перееду.
— К нему?! — вскрикнула она и потянула меня за предплечье. — Даже не смей!
Я брезгливо откинула ее ладонь в сторону, сдерживая свой гнев в узде, потому что мое привычное донельзя терпение трещало по швам.
— Дура! Идиотка! — посыпались оскорбления словно песок из мешка с огромной дырой.
Я даже не могла представить в здравом уме, что моя мама способна на подобное поведение. Театрально всхлипнув в свойственной ей манере, чтобы надавить на жалость, она отвернулась к окну. Но больше ее выходки не окажут на меня влияния. Мама схватилась за сердце, нарочито громко вздыхая. Я с трудом прибила себя к полу, чтобы не побежать по привычке за тонометром.
— Хватит, мама, — процедила сквозь зубы. Прикрыла глаза от щемящего душу, разочарования. — Не ломай комедию при мне больше, — и я опрометью покинула кухню.
— Леся! Лесенка! — закричала она мне в след. — Пожалуйста, пойми меня, доченька! Я же добра тебе желаю, — взревела она пискляво. — Не пара он тебе.
Самое ужасное в этой ситуации — мама права и он действительно мне не пара. Руслан — мне не пара. Наклонившись за подушкой, криво ютившейся на постели, я стала взбивать вещь в руках, чтобы успокоить нервы. Комок непрошенных слез подступил к горлу, но я не заплакала.
— На хрен ты ему не сдалась, — протянула она с презрением, бесцеремонно вламываясь в мою комнату.
От неожиданности я раскрыла рот, но слова остановились на губах как засохшая, глиняная масса.
— Мама, выйди из моей комнаты! — закричала, указывая пальцем на дверь. — Не лезь больше в мою жизнь.
Но она не унималась.
— Он тебя поматросит и бросит, — выплюнула она мне в лицо, глядя на меня брезгливо, как на насекомое, которое нужно раздавить. — Поиграется с тобой, но женится на какой-нибудь богачке помоложе. Точно уж не на тебе, — ее слова набатом прошлись по позвоночнику, пакостно отстукивая в висках.
И я даже была не в состоянии прекратить ее нравоучения, стоя как парализованная у стены. У Руслана есть Вероника, будущая невеста, и их совместная жизнь расписана до мелочей.
Мне в ней нет места.
Вспышка страсти, влечение — это единственное, что может быть между нами и это нужно прекратить. У нас с ним нет будущего. Осознание правоты родительницы сдавливало виски тугими силками.
— Что у тебя есть, а?! Ни гроша за душой!
— Ты себя слышишь? — пискнула от обиды. Мои губы затряслись от скопленных внутри меня, слез. — Я же твоя дочь…
— Вот именно! — жалобно протянула мама. — Ты — моя дочь! Кто тебе еще правду скажет, если не я?! У тебя же кроме твоей смазливой внешности ничего нет! — и минуя расстояние, она болезненно ткнула двумя пальцами в мой висок, будто пыталась до меня достучаться.
Я отпрянула от нее, как от злейшего врага, от которого нужно держаться подальше. Растерла кожу у виска, куда вонзились ее ногти и сглотнула. Раньше, когда мне бывало плохо, я ездила в Питер, к папе, чтобы почувствовать, что у меня есть поддержка.
— Лет пять-десять еще своей жопой покрутишь и все, — из вязких мыслей меня вырвал очередной шквал ругательств родительницы. — Помяни мое слово: будешь дальше так себя вести — останешься у разбитого корыта. Одна, без мужа и детей. Ни ребенка, ни котенка! — она загнула пальцы, будто вела счет.
— Мам, уходи… — и я опустила голову, подавляя в себе желание закатить скандал или разреветься.
— Кому ты еще нужна будешь, если не Серёже?! — приговаривала она, дергая меня за плечи, словно отрезвляя. Я грубо отбросила ее руки в сторону, делая шаг назад. — Такой шикарный парень, как королеву тебя на руках будет носить. Тебе так повезло, что он выбрал из всех именно тебя! Он берет тебя без приданного, — произнесла она воодушевленно, отчего меня замутило.
Я не вещь.
— Тебе на него молиться надо… — поучала она.
— И ноги ему целовать, да?! — хмыкнула я с сарказмом.
Мне хотелось рассмеяться ей прямо в лицо. И если бы не воспитание, данное отцом, я бы вытолкнула ее к черту из своей комнаты и не постеснялась бы применить силу.
— Не тебе меня учить, — отрезала я злобно, взирая на нее свысока.
— Глупая! — прыснула мама с жалостью в голосе. Женщина цокнула языком, качая головой. — Не повторяй моих ошибок.
— Мам, — я остановила ее лепет жестом уже в сотый раз.
Обсуждать с ней мою «никчемность», бедность и личную жизнь больше не имело смысла. Мне стало предельно ясно — мы вдвоем больше не сможем делить одну крышу над головой.
— Повторюсь — после Праги, ноги моей не будет в этом доме.
И когда дверь с грохотом захлопнулась, я рухнула на подушки, утыкаясь лицом в постель. Слез, почему-то, совсем не было. Только жалость к самой себе, чувство тягучего унижения, разливающегося по телу и глубокая обида. И внезапно возникший червячок сомнения, грызущий в моем мозгу адекватные мысли. Мои щеки горели, а губы дрожали от боли. Подобные отношения разрушительны для нас с Русланом.