«Зависит от того, на что ты замахиваешься — на все сразу или только на то, что под рукой. Если утроить длину квадрата, сколько квадратов получится, три или девять? Все зависит от того, с какой стороны смотреть, сверху или сбоку. Как ни считай, во всем есть смысл, но нет толка. Но в любом случае считать придется дальше, чем до двух».
«Как выжить в оставшуюся треть, или в три четверти, или сколько хочешь, когда больше нет сил?»
«А никак. Ты сойдешь с дистанции, и у тебя будет всего лишь психический коллапс. И забудь думать, что у тебя ничего не выйдет».
Вечером
Ребекка никак не могла вернуться к себе самой, какой была прошлым вечером. Но, возможно, теперешняя бледность позволит ей достичь нужного — за счет, так сказать, захода от противного. Она сильно надеялась на дорогущий тональный крем, дающий нежный бледный колор. Больше краситься не стала и натянула прямо на голое тело черную блузку, узкий вырез которой заканчивался далеко внизу под грудями.
При всех телодвижениях, даже неловких, ее грудь, пусть маленькая, но хорошо оформленная, под блузкой никак не просматривалась. Она разглядывала себя с бесстыдством амазонки, подтягивающей на груди ремешки боевой куртки. Легкая, свободная ткань подчеркивала выступающие ключицы и прочие кости, торчащие отовсюду, вплоть до таза, на которых шерстяная юбка растягивалась, как на рогах.
Увидела, что у нее красные глаза. Пошла в ванную, намочила горячей водой салфетку, приложила на минуту к одному веку, к другому. Красные — ну, красные, но дальше им краснеть никак нельзя!
Дверь открыла Крис. На ней были выцветшие леггинсы «Деним» и мохристый черный свитер. Очередной вариант «одежды для досуга»: футболка или майка плюс джинсы или треники, уже много лет как освободившие женщин от необходимости следовать высокой моде. Тем больше денег они могли теперь тратить на интерьер. Вместо того чтобы покупать кучи дешевых бижу — цепочки, браслеты, серебряные сережки, — люди вкладывали деньги в квартиру. Вместо шмоток они закупали кровати, карнизы, а еще пуще заказывали их в мастерских за страшные деньги. Бижу отошли на задний план.
А начиналось все со старинных реклам, расписанных огромными буквами, и вошедших тогда в моду вентиляторов: это означало реноме, ради которого многие готовы были разориться. Моя личная жизнь — не тронь ее! — что может быть более личным или близким, как любимый бар на углу или отдельное купе в поезде дальнего следования, о чем, кроме тебя, не знает больше никто, а другие могут только мечтать?
Поздние отростки модерна, оказавшиеся гораздо более живучими, чем сам модернизм, открыли наконец путь самотворчеству: как отделать свои стены, пол и потолок. Квартиры обрастали деталями, как детский конструктор. Масса фирм боролась за монополию на производство деталей. Предлагались самые разнообразные панели всех возможных расцветок, особые («только у нас!») подвески и навески. А между ними — все те же огромные буквы и новые пепельницы для отдельных купе.
— Заходи, — сказала Крис и, взглянув на принесенную Ребеккой бутылку, вздохнула: — Вот только бокалы у нас все побились.
В квартире было прибрано так, как будто вечеринка должна была начаться сегодня. Они уселись на толстый махровый ковер на полу, и Ребекка разлила вино в нашедшуюся посуду.
Встреча не была неприятной.
Ребекка спросила о Юлиусе:
— Ты любила его?
— Ну, почти да, я думаю. Но от дружбы все равно было никуда не деться.
— Так у него было со всеми.
Она поняла, что вышло неуклюже, и попыталась объяснить:
— Это он так понимал дружбу.
— Ну. А ты?
Крис сказала это так легко, что Ребекка поняла: ей предлагают быть с ними заодно и ждут от нее того же. То есть больше говорить не о чем. Поэтому она не могла ответить: «Я тоже».
Тем более что это была бы неправда.
Ответила с усмешкой, но без злости:
— Ой, да ладно.
— О чем ни спросишь, все не по тебе.
Ребекка понимала, что Крис нашла бы, что сказать, чтобы задеть ее. И что тогда? Обмен репликами уже показывал, доказывал, что это всего лишь перемирие. Нужны были веские слова. И они нашлись.
— Во всяком случае, ты не возражаешь.
— Я и не возражаю, — ответила Ребекка в тон ей.
— А теперь вот тебе доказательство. — Крис медленно подняла сжатую в кулак руку, поднеся ее к лицу Ребекки, а потом расправив пальцы: — Видишь рану? — И подмигнула, помахав указательным пальцем у нее перед носом.
Ребекка наконец поняла, что все сказанное ей на руку.
— Нет, на самом деле с Юлиусом все было не совсем так. Я, конечно, даже не пыталась разговаривать с ним об этом. Хотя однажды попробовала, но он не понял, чего я хочу, а я просто не нашла нужных слов. Нет, тогда он действительно меня просто не понял.