– Подождали бы, – слабо запротестовала Дарья, – а то опьянеете прежде времени.
– Скажешь, мать, ждать я кого-то буду. Мне, кроме тебя и Володьки, никого и не надо.
Нюра едва заметно шевельнула губами, но ничего не сказала.
– Тебе, может, и не надо, – немного осерчала Дарья, – а положено приглашать родных и знакомых по такому случаю.
Митька небрежно кинул опустевшую сумку под лавку.
– Родня почти вся здесь, а знакомых полная деревня, их всех не пригреешь. – Он с шумом отодвинул скамейку. – Садись, брат, поглядим друг на друга – три года не виделись. – Ты будешь? – Митька обернулся к Нюре.
Та пожала плечами, ничего не ответив.
– Ну как хочешь. – Митька стал распечатывать бутылку. – Давайте тару.
Дарья покачала головой, промолчав, а тетка Аксинья подала маленькие граненые стаканчики, предварительно оглядев их на свет.
Яркое, до рези в глазах, солнце полыхало за окнами, наполняя избу светом и теплом, и стаканчики на столе светились в этом свете, как хрустальные.
– Эх, разве ж из таких, граненых, пьют коньяк! – посетовал Митька. – Хрустальных бы рюмочек сюда, чтобы играл он на свету, как плавленое золото, да посмаковать!
– Взял бы да и привез этих самых рюмочек, – отозвалась Дарья.
– А по мне, – не сдержалась Аксинья, – так было бы чего пить, а то и из кружки можно.
– Не скажи, теть Аксинья. – Митька наполнил стаканчики. – Красота аппетит разжигает, а рюмок я привезу в другой раз. Давай, брат, за счастливое возвращение. – Он потянулся стаканчиком к Володьке.
– Уж куда счастливее, – снова не сдержалась Дарья, – всю ночь по снегу лез.
Митька задержал руку.
– Правда, что ль?
Володька кивнул.
– До меня бы вначале доехал, прокатились бы с шиком на моей «Волге».
Володька не ответил и одним глотком осушил свой стаканчик.
– Вы-то маленько дерните? – спохватился Митька, обращаясь к матери с Аксиньей.
– Да уж ладно, пейте, – отмахнулась Дарья. – У нас еще дел полным-полно. Какие потом из нас хозяйки будут.
– Ну, а вы чего? – Митька взглянул на Нюру с Галей, сидевших на лавке, у окна. Те и не притронулись к своим стаканчикам.
– Обождем, – ответила Нюра, – матери помогать надо.
– Ну помогайте, помогайте. – Митька жевал лимонный ломтик прямо с кожурой. – Кого хоть пригласили? – спросил он у матери.
Дарья стала загибать пальцы:
– Аксютка с Кузьмой, Паша Демин с Лизаветой, Андрей Кузин с Тасей и Юрик Рогов.
– Твой друг, что ли? – Митька вскинул вихрастую голову, обращаясь к Володьке, волнистый чуб его упал на лоб. – Я его давно не видел.
– Где ж ты увидишь, приезжаешь раз в год по обещанию и то на пару часов, – упрекнула Дарья сына.
– Точно, мать. – Митька кивнул. – Работаю все, коньячок да колбаса даром не даются.
– Нужен он тебе, этот коньячок. Водки бы попили и гусятины поели.
– Тоже правильно. – Митька веселел. – А молодые девчонки будут? – дурачился он.
Сердиться на Митьку было трудно, и Дарья решила не обострять разговор.
– Какие девчонки! – Она с улыбкой отмахнулась, сощурилась с хитринкой. – Володька их до армии за версту обходил, не то что ты – охальник, и в армии, думаю, не до девок было.
– Мы тут ему невесту приглядели, – вступила в разговор Нюра, – бобылем не останется.
– Вы приглядите. – Митька разлил остатки коньяка в стаканы. – Небось какую-нибудь доярку.
– Не хуже ваших городских, – отрезала Нюра, многозначительно взглянув на Галину.
Но та и бровью не повела – скандалить с женщинами она не любила, считая это ниже своего достоинства.
Солнце било прямо в двери веранды, опустившись над крышами деревни, и Митька даже зажмурился, замер на секунду. Знакомый до каждого столбика двор, много раз виденный во сне, всегда стоящий перед глазами в воспоминаниях, утопал в снегу. Обветшала вокруг него изгородь, обветшали и поникли дворовые постройки. Пустынно и неуютно. «Права мать, – оглядев двор, подумал Митька, – почаще бы надо приезжать сюда – поддерживать двор в мужском догляде. Ивану-то не до материных построек – своих хлопот не разгрести». – Он спустился с крыльца и едва не набрал свежего снега в сапоги.
– Эко погуляла пурга, – произнес Митька вслух, – наделала дел, люди придут на вечеринку – утонут. Придется расчищать ограду и подход к воротам.
За дровником, у конуры, топтался пес, подозрительно поглядывал на Митьку, вероятно, не узнавая его, хотя и помалкивал, не лаял. «Почти полгода не был, отвык лохматый», – дрогнуло что-то в душе у Митьки, и он позвал: