Глава 34
На мгновение она застыла в дверях.
Перед ней была в некотором смысле безобидная и невинная картина. И все же все инстинкты Лиз кричали, что в ней не было ничего ни безобидного, ни невинного.
Ник лежал на софе лицом вниз. Стоявший на коленях рядом с ним на ковре у камина Генри массировал его.
Никто из них ее не заметил, и она слышала стоны наслаждения, которые издавал Ник, когда пальцы Генри растирали его спину. Лиз поразило, насколько сексуальным может быть акт массажа.
Глаза Ника были закрыты, на его лице застыла улыбка, время от времени он издавал стоны то боли, то экстаза. Как это похоже на Ника – не думать о том, кто доставляет ему удовольствие, а просто лежать и отдаваться моменту.
Внезапно Лиз услышала свой голос, прозвучавший для нее так, словно говорила не она, а кто-то другой:
– Какая трогательная сценка. Старый верный друг массажем облегчает страдания молодого хозяина. А у тебя довольно хлопотная жизнь, не правда ли, Ник?
Ник в изумлении вскочил, уронив на пол чашку с чаем. У него был такой виноватый вид, словно она застала их вдвоем в кабинке общественного туалета.
Правда, он тут же взял себя в руки и с атлетической грацией сел, приглашающе похлопав по софе рядом с собой.
– Лиз, дорогая, я не ждал тебя сегодня вечером.
– Понятное дело.
Ник проигнорировал язвительную нотку в ее голосе или, как с горечью подумала Лиз, возможно, даже ее не заметил.
– У меня жутко разболелась голова, и Генри предложил помассировать мне спину. Ты не знаешь, что у Генри волшебные руки? – Ник улыбнулся самой обворожительной из своих улыбок. – Люди идут к нему за десятки миль.
– Не утруждай себя извинениями, Ник. Мне это не интересно.
– Лиз… – она услышала умоляющую ноту. Но говорил не Ник. Говорил Генри. – Это не то, о чем ты подумала.
– А о чем я подумала, Генри?
Генри отвернулся и пожал плечами. Лиз он казался бесконечно жалким. Как старая собака, которая уже не может служить хозяину, но все еще ждет у его стола любой крохи внимания и ласки. И теперь Лиз поняла, почему Ник тогда так рвался домой, чтобы похвастаться обручальным кольцом. Бедный Генри.
И еще она осознала, что к Нику не испытывает ничего кроме холодного, пустого равнодушия.
Глядя на его легкомысленную провоцирующую улыбку, на то, как он пожимает плечами с таким видом, словно уличен в сущем пустяке вроде того, что забыл имя хозяйки или за столом воспользовался не тем ножом, Лиз впервые поняла правду о нем.
Это ребенок, привыкший делать все по-своему просто потому, что он ребенок. Этот ребенок, однако, вырос и обнаружил, что у него есть еще одно, куда более мощное оружие – его сексуальность. И с этого злосчастного дня он никогда не упускал случая воспользоваться этим оружием.
Она спросила себя, были ли Ник и Генри любовниками. И продолжают ли быть?
А потом с чувством глубокой усталости поняла, что ей это безразлично. Она не может выйти замуж за Ника.
У нее уже есть двое детей, и третий ребенок ей не нужен.
В оцепенении и чувствуя себя опустошенной, она повернулась, чтобы уйти. Ник протянул к ней руку и попытался удержать ее, но Лиз стряхнула с себя его руку. Она понимала, что по-своему он любит ее. Но сегодня осознала, что этого ей недостаточно.
Она медленно вышла из комнаты и открыла входную дверь. Только теперь она по-настоящему поняла, что случилось, и она бросилась бежать по гравию дорожки, оставив дверь широко открытой и думая только о том, как поскорее выбраться отсюда и как поскорее набрать в легкие свежего воздуха. Холодный ночной ветер обдувал ее пылающее лицо.
Внезапно Лиз вспомнила, что у нее нет машины, что уже почти полночь и что она в двух милях от ближайшей телефонной будки и еще дальше от своего дома.
Но все это было неважно. Неважно было все, кроме этого ощущения грязи и еще своей слепоты из-за любви к нему. И ковыляя в кромешной тьме по сельской дороге, Лиз не чувствовала страха. Если бы из кустов на нее бросился насильник, она только рассмеялась бы. Она была неуязвима.
Никто не мог причинить ей больших страданий, чем те, которые она уже испытала.
– Ты знала! Ты все знала и ничего не сказала мне! Они стояли на следующее утро у дверей конторы Росса Слейтера, и Бритт слышала боль в голосе Лиз.
– Я не знала, Лиз. Я подозревала, что что-то не так вот и все. Я могла и ошибиться.
– Но ты ведь не ошибалась, не правда ли? Ох, Бритт что же мне теперь делать?
– Начисто забыть о нем. У тебя Джейми и Дейзи. У тебя чудесный дом. И сегодня утром ты можешь разбогатеть! – Она взяла Лиз за руку. – В конце концов он ведь был только мужчиной. – Бритт устало улыбнулась. – А что значат мужчины?
Лиз улыбнулась в ответ. Обе они знали, что в их жизни, хотели они этого или нет, мужчины значили слишком много.
Но Бритт права. У нее есть ее дети и ее дом. И вчера она нашла наконец решение. Она не собирается пополнить собой ряды богатых бездельниц. Она уже видела, к чему этот шаг приводит других, заставляя их бесцельно дрейфовать от уроков тенниса к дизайнеру интерьеров, а потом к парикмахеру, считая минуты до шести вечера, когда откроются первые увеселительные заведения. Она не собирается продавать фирму Россу Слейтеру, сколько бы он ни предложил за нее, особенно сейчас, когда «Женская сила» нужна ей как никогда.
Ожидая вместе с другими своей очереди в роскошной приемной «Мира труда», Лиз старалась выбросить из своей памяти все события прошлой ночи и сосредоточиться на предстоящей встрече. Подруги рассчитывают на нее, и надо избавиться от этой невыносимой горечи, которая заставляет думать, что важнее ее нет ничего.
Ровно в десять к ним вышла секретарша Росса Слейтера и пригласила их, но не в кабинет Слейтера, где Лиз уже была, а в зал заседаний совета директоров. Было ясно, что их станут принимать по высшему разряду.
Лиз ожидала увидеть панели красного дерева и картины старых английских мастеров со сценами охоты, но вместо этого комната оказалась одновременно безвкусной и стильной – терракота и раскрашенные египетские колонны. Лиз постаралась не подать виду, что узнала работу Рори О'Лири Русская чайная в Нью-Йорке. Дворец в Абу-Даби. И штаб-квартира «Мира труда». Этот художник никогда не разглашал свои цены. Если вы спрашивали цену, это означало, что она вам не по карману.
Маленький столик у стены сначала показался Лиз бутафорским, но потом она увидела на нем золотой кофейник с пятью чашками и поняла, что он настоящий. Пять чашек. Их четверо: она, Джинни, Мел и Бритт, их консультант. Россу Слейтеру, как видно, консультанты не нужны. Он из тех людей, которые сами решают, чего они хотят, и сами же и добиваются этого.
Его секретарша только что успела разлить им кофе по чашкам, когда появился Слейтер, один, как всегда спокойный и любезный, в костюме от дорогого портного. Только подмигивание бриллианта на его массивном золотом перстне да слегка невнятное произношение гласных указывали скорее на Ист-Энд, чем на Итон в его прошлом. Он сел, и раскованность и спокойствие его позы словно говорили: «Ага, вы думали, что знаете меня, думали, что я – выскочка, уличный торговец, но вы меня недооценили». Лиз поняла, почему он пригласил их сюда, а не пришел к ним сам. Он хотел показать им свою мощь и свой вкус, показать, что он человек со своим видением мира, индивидуальность в мире бизнеса.
Пока Лиз представляла Слейтера своим спутницам, она смогла увидеть, что его тактика уже сработала. Они зачарованно смотрели на него, ожидая его первого хода.
Убедившись, что внимание всех приковано к нему, Слейтер откинулся на спинку кожаного кресла и очень непринужденно сделал подачу.
– Как вы знаете, я хочу приобрести «Женскую силу», и попробую объяснить вам, почему я собираюсь это сделать и, разумеется, почему вам следует продать ее мне.
Он обезоруживающе улыбнулся.
– «Женская сила» добилась огромного успеха. Такую популярность, какая есть у вас, невозможно купить за деньги. Пресса без ума от вас. Правительство хочет знать ваше мнение и ищет вашего сотрудничества. Вы остались женщинами и вы работаете. Но вы не извлекаете из своего бизнеса прибыли, – тут он обвел их взглядом, – и мой анализ говорит мне, что причина в том, что вы этого и хотите. Вы хотите оставаться маленьким предприятием, чтобы продолжать совмещать личную жизнь и бизнес.