Стеффи изо всех сил старалась не выдать своего ликования, но внутри у нее все кричало: «Вот оно! Этот крепкий орешек раскололся!» Она носом уже чуяла сенсацию. Ее редактор наделает в джинсы от радости. Особенно при мысли о том, какая дуля это будет мужу Лиз.
Лиз немного помолчала, раздумывая, как продолжить. Теперь, когда она сделала решающий шаг, у нее было что сказать. И слова полились нескончаемым водопадом боли и вины.
– Это правда, что я не укладывала своих детей спать уже три месяца. Если мне повезет, то я вижу их полчаса утром, а потом должна оторвать руки Джейми от своей ноги, чтобы я смогла идти на работу.
Она умолкла, вспомнив лицо Джейми, прижатое к стеклу парадной двери, когда она уходила сегодня утром. Сьюзи сказала, что через пять минут он успокоился, и она знала, что так и было, но его лицо все равно стояло перед ней.
Стеффи подняла голову от своего блокнота, испугавшись, что Лиз, возможно, передумает говорить. Это был динамит. Но Лиз, казалось, забыла про все.
– Я работаю по четырнадцать часов в день, а еще часто приношу работу домой. Бывают и бессонные ночи. Правда в том, что я измотана, что меня преследует страх и что я чувствую себя страшно виноватой. Иногда, закрыв за собой дверь, мне хочется разрыдаться. – Она взяла свой бокал и допила его. – Фактически я начинаю задумываться, не является ли эта работа самой большой ошибкой в моей жизни.
Стеффи внимательно посмотрела на Лиз. Клаудия обмочилась бы, если бы услышала это.
– И что вы сделаете, если работа окажется слишком трудной? – впервые Стеффи поймала себя на том, что с нетерпением ждет ответа.
Лиз провела пальцем по ободу пустого бокала.
– Думаю, тогда я просто уйду с нее.
– А что легендарный Конрад Маркс думает обо всем этом?
Стеффи знала о Конраде все. Клаудия не скрыла от подруги ни одной детали его привычек в постели и вне ее.
– А он не знает, – Лиз пробрала неожиданная дрожь от осознания этого факта. – Пока.
А также, поняла она вдруг, этого не знает и ее собственный муж.
Стеффи захлопнула блокнот и одним глотком допила вино. Ей оставалось только продиктовать текст по телефону из своей машины до того, как Лиз передумает и заберет свои слова обратно.
Лиз стояла в дверях и наблюдала, как Стеффи садится в свой кричаще-розовый, окрашенный по особому заказу «Гольф-СП». Что же она натворила? И что скажет на все это Конрад?
Подхватившая ее волна облегчения оттого, что она признала наконец правду, теперь начинала откатываться, оставляя Лиз один на один с устрашающей мыслью, что она только что совершила непоправимую глупость. Но разве у нее был выбор? И разве не пора было кому-то встать и сказать так, чтобы это было услышано? И если она только что совершила героический для работающей матери поступок, то разве должна она чувствовать, что ее облапошили, как последнюю дурочку?
Глава 5
Лиз минуту стояла в прихожей, делая глубокие вдохи. Раз. Два, три… ладно, вот она и высказалась… четыре, пять… может быть, это и к лучшему… шесть, семь, восемь… в конце концов, нельзя же притворяться бесконечно… девять, десять… будь, что будет, che sara, sara…[8] успокойся… черт побери! Рано или поздно ты должна была сделать этот шаг! Но изо всех газет выбрать для этого именно «Дейли уорлд»!
Она услышала поворачивающийся в замке ключ. Дэвид! Она должна рассказать ему, что она натворила. Поймет ли он? Он так радовался ее успехам. Как он воспримет сейчас ее рассказ о том, что она только что поставила под удар все это?
Дэвид протиснулся в гостиную, едва не споткнувшись о креслице Дейзи. Под мышкой у него была бутылка шампанского. При виде царящего в комнате беспорядка лицо его на секунду омрачилось, но, заметив жену, он подошел и уткнулся носом в ее шею.
– Ну как моя сверхзвезда? В программе новостей ты выглядела великолепно, – в его голосе сквозила гордость. – Особенно мне понравилось место, где ты говоришь, что девяностые годы принадлежат женщинам. Я не написал бы лучше!
Лиз закрыла глаза. Кроме этого места, все сказанное ею было ложью. Сегодня она дала четыре интервью, прославляющих радости совмещения материнства и работы. И только одно правдивое. Она взяла портфель мужа и положила у зеркала.
– Послушай, милый, нам надо поговорить.
– Поговорим потом, – он поцеловал ее в шею и начал расстегивать пуговицы ее желтого костюма. – Мы еще не отпраздновали это событие. – Было ясно, что он уже приступил к празднованию. – Бутылку захватим с собой наверх.
Сегодня в первый раз за столько времени она увидела его спокойным. Может быть, секс – это именно то, что им сейчас нужно? Прошло уже десять дней, как они последний раз занимались любовью. Вот после выхода в эфир, говорила она себе каждый вечер, замертво сваливаясь в кровать.
Только мгновение она колебалась, настоять ли ей на разговоре сейчас, не больше мгновения: знала, что такие моменты бесценны. В памяти всплыл один из мудрых советов ее матери по поводу семейной жизни: «Секс – это смазка, без которой семейная телега не поедет.».
Раньше она недолюбливала эти маленькие материнские премудрости. «Пусть закат не увидит твоего гнева», «Для танго нужны двое», «Позаботься о копейках.» Теперь, к своему смущению, увидела, что живет по ним.
Устало она побрела за Дэвидом наверх. Когда добралась до кровати, он был уже без одежды и шел к ней с двумя бокалами на длинных ножках. Отпив шампанского, Лиз снова попыталась рассказать ему, что она только что натворила.
– Не сейчас, – пробормотал он, забирая ее бокал и ставя на ночной столик.
Она начала снимать свой костюм.
– Нет, оставь его, – скомандовал Дэвид, отрывисто и тяжело дыша. Лиз чувствовала его возбуждение, когда он укладывал ее на кровать, одновременно задирая ей юбку. Неожиданно перекатился через нее, увлекая ее с собой, так что одним быстрым движением не он оказался наверху, а она сидела на нем верхом с поднятой к поясу юбкой, все еще одетая, как для интервью. Она никогда не видела его таким возбужденным. Глядя на него сверху вниз, вдруг подумала, что знает почему. Его возбудил ее успех, сама мысль о том, что выбившийся из низов Дэвид Уорд занимается любовью со своей всемогущей женой. На мгновение Лиз тронула его наивность, его бесхитростная вера в плоды успеха. Да, эта вера двигала им, давала ему энергию. Она была его сильной стороной. Но Лиз боялась, что эта же вера может помешать ему видеть действительность, осознать тот фант, что за их успех надо платить и что платить приходится ей. Ей и детям.
Лиз посмотрела на его красивое лицо, когда его тело содрогалось в оргазме, и поняла, что пропасть между ними увеличится, если она не объяснит ему, почему рассказала все Стеффи Уилсон. Она знала, что должна рассказать ему о своих сомнениях и страхах до того, как он возьмет в руки «Дейли уорлд» и прочтет все сам. Медленно слезла с него и легла рядом.
– Дэвид, – сказала она твердо, гладя его спину, – есть кое-что, что ты должен знать. Я не так счастлива, как ты думаешь. Все последние дни я билась над этими проклятыми вопросами, но сегодня я все рассказала Стеффи Уилсон. У меня не было выбора. Дэвид, я хочу, чтобы ты понял. Дэвид?!
Она заглянула ему в лицо и обнаружила, что его глаза закрыты и он тихонько похрапывает. Он спал глубоким и спокойным сном.
– Да ты понимаешь, мать твою так, с чем ты играешь? – Конрад швырнул номер «Дейли уорлд» с такой силой, что кофе из чашки Лиз пролился на ее стол.
Заголовок аршинными буквами через всю страницу кричал: «КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА Я ЗАКРЫВАЮ ЗА СОБОЙ ДВЕРЬ МОЕГО ДОМА, Я ПЛАЧУ, ГОВОРИТ МАГНАТ ТЕЛЕВИДЕНИЯ».
– Что это за бред? – орал Конрад. Она никогда не видела его в таком гневе, даже когда он садился на своего любимого конька – начинал говорить о необходимости обуздать профсоюзы. – Я плачу тебе за то, чтобы ты была витриной «Метро ТВ» – крутой, агрессивной, уверенной в себе женщиной, которая способна провести нашу телекомпанию через девяностые годы, а получаю вот эти сопливые рыдания о том, как трудно оставить детей дома. Только Бог знает, как это скажется на нашей репутации в Сити. – Он передразнил, подражая ее голосу: «Если я не смогу совмещать карьеру и семью, я просто уйду с работы».