– О чем, черт тебя побери, ты думаешь?
– Дело в том, Конрад, что это правда.
– И какой же болван так наивен, чтобы говорить правду Стеффи Уилсон? Боже, ведь ты не дефективная дурочка из банды сопляков, которую злодеи-газетчики обманом заставили выложить свою историю!
– Я считаю, что это важная тема. – Он резко повернулся к ней:
– Это правда? Вся эта белиберда о слезах на пороге?
– Конечно, нет. Я только сказала, что иногда уходить от детей мне бывает трудно.
– Слушай, детка, если тебе слишком жарко, иди обратно на кухню. – Лиз начинала чувствовать, что сердита не меньше Конрада:
– У меня нет желания возвращаться на кухню, Конрад. Речь о другом.
– Так о чем же, так твою мать?
Мгновение они стояли лицом к лицу. Гнев был тем, что Конрад понимал и уважал. Это было мужское качество.
– Речь о том, что ты взял на эту работу женщину, потому что так тебе было выгодно. Ты знал, что иметь женщину на месте руководителя программ – это хорошая реклама. Теперь перед тобой последствия этого шага. Я женщина и я люблю своих детей. Я не собираюсь прикидываться тем, нем не являюсь. Но это не делает меня менее пригодной для моей работы. Поверь мне, Конрад, это дело у меня пойдет. На моих условиях.
Конрад повернулся и направился к двери. В дверях он задержался:
– Я надеюсь, что у тебя получится, Лиз, надеюсь, что получится. А теперь займись рефрижераторной компанией ладно? И не давай больше никому интервью.
Он с грохотом захлопнул за собой дверь.
Полминуты спустя Вив, ее секретарша, с сочувственной улыбкой просунула голову в дверь. Она, видимо, слышала все до последнего слова через эти хлипкие стены.
– Звонили из «Космополитэн» А также из «Эль», «Дейли мейл» и журнала «Хелло» Похоже, вы затронули больную тему.
Она ни с кем говорить не собиралась. Она свое сказала.
– Да, и еще эта стерва Стеффи Уилсон звонила тоже. Она считает, что вам это может быть интересно: завтра они собираются поместить продолжение. У них так много читательских откликов, что решено отвести под них разворот. – Лиз уронила голову на руки. Меньше всего на свете ей хотелось продолжать эту тему Конрад тогда совсем взбесится.
– Вы видели интервью с Лиз в сегодняшней «Дейли уорлд»? – Мелани Мейсон пригубила коктейль и бросила взгляд на двух своих подруг, чтобы убедиться, что ее слушают.
Это была идея Мел, чтобы три лучшие подруги Лиз собрались в клубе «Гручо» и отметили ее триумф. Как редактор «Фемины», библии Работающей Женщины, Мел считала своим долгом показываться в местах, где собирается авангардная журналистская братия, а авангарднее «Гручо» места не было. Однако, предлагая это, она не могла предвидеть, что о Лиз вдруг станут так много говорить. Знать бы заранее, выбрала бы что-нибудь не столь кишащее развязными репортерами скандальной хроники и босяцкого вида журналистками.
Поверх огромного стакана темного стекла Мел оглядела своих подруг Бритт, как всегда, была до тошноты стильна в своем черном костюме с небольшим ожерельем тонкой работы из огромных осколков цветного стекла. Спросите любого лондонского бродягу, и он скажет вам, что не стал бы платить за эти стекляшки ни гроша, а подобрал бы их где-нибудь на свалке.
Мел заметила, что и прическа Бритт была в новом стиле. Ее светлые волосы были коротко подстрижены. Боже, это придает ей вульгарный вид. Поразительно, как обманчива бывает внешность. Бритт единственная из ее знакомых, кто, будучи стопроцентной женщиной, обладает совершенно мужскими повадками.
– Она, должно быть, рехнулась, что говорит такое, – Бритт щелкнула пальцами проходившей мимо официантке и попросила бутылку «Лансон» Потом полезла в свою сумку от Шанель за бумажником.
Мел усмехнулась. Бритт не упускала случая щегольнуть своей золотой кредитной карточкой «Амекс».
– Еще рано расплачиваться, Бритт, – заметила она.
Бритт вспыхнула. Она боялась своих промашек в обществе и трепетала при мысли, что кто-нибудь за изысканным стилем одежды и небрежным видом угадает ее настоящее происхождение. Она убрала карточку. Пора ей уже избавиться от этого глупого страха оказаться не при деньгах.
– И все же я думаю, что она поступила отважно.
Обе подруги взглянули на Джинни, которая потягивала свою «Деву Марию». Джинни предстояло вечером возвращаться на машине домой в Суссекс.
«Боже, кто же может пить «Кровавую Мери» без водки?» – подумала Мел. Джинни, разумеется, могла все. Еще в университете она была заводилой.
Джинни откинула назад прядь своих прямых волос и поиграла с сережкой. В местах вроде этого она чувствовала себя не в своей тарелке. Она потратила кучу времени на выбор платья для сегодняшнего вечера и в попытке выглядеть Работающей Женщиной остановилась на единственном костюме из своего гардероба. Однако, как только вошла сюда, ей сразу же дали понять, что она вовсе не принадлежит к этому миру. Здесь все были в черном, и юбки у всех были на три дюйма выше колен, а не до середины икр, как у нее. Эта публика скорее умрет, чем пренебрежительно отзовется о дамском парикмахере Джованни из Восточного Гринстеда. Джинни чувствовала себя так, словно распорядитель повесил ей табличку, вроде тех, что вешают на конференциях: «ДЖИННИ УОКЕР, ДОМАШНЯЯ ХОЗЯЙКА».
– Привет, девочки. Кого-нибудь ждем?
Занятые обсуждением того, следовало или не следовало Лиз давать это интервью, они не заметили ее появления. Но все остальные в клубе заметили. Мел увидела, что сидящие за столиками подталкивают друг друга локтями и шепчут что-то, прикрывшись ладошкой. Нравилось это Лиз или нет, но она стала знаменитостью дня.
– Ага, – съязвила Мел, протягивая ей бокал заказанного Бритт шампанского, – ждем слезливого телевизионного магната. И как это тебя угораздило? Начиталась «Воган»?
– Дай мне перевести дух, пожалуйста, Мел. Я уже по горло сыта тем, что наговорил мне Конрад.
– А это было для тебя неожиданностью, да? – Мел подвинулась на низком диванчике, освобождая место для Лиз. – Я думаю, он вряд ли был обрадован, ведь правда?
– Я сделала это не для Конрада, – устало сказала Лиз. Она хотела поговорить о чем-нибудь другом, но всюду, где она оказывалась, люди ни о чем другом говорить не желали.
– Так почему ты сделала это? – спросила Бритт стараясь за небрежностью в голосе скрыть свое негодование. На самом деле она была возмущена поступком Лиз. Как это было похоже на нее – получить место, за которое другие выцарапали бы сопернику глаза, и не ценить этого хотя бы настолько, чтобы держать язык за зубами.
Сколько Бритт знала Лиз, той все доставалось легко: частная школа, каникулы за границей, машина, даже Дэвид, первый студент курса. Ей не приходилось бороться за все, как Бритт. И все же именно Лиз пригласила ее, выпускницу простой школы, в свой маленький аристократический кружок в колледже. Бритт так никогда и не поняла, почему Лиз так поступила. Но и сейчас она сознавала, что Лиз сделала ей одолжение. А людей, делающих ей одолжение, Бритт ненавидела.
Лиз закусила удила:
– Я сделала это для себя. Мне осточертело притворяться, что это не стоит мне никаких усилий, вот и все. Осточертело весь день принимать ответственные решения после бессонной ночи из-за расстройства желудка у ребенка. Осточертело, когда от тебя ждут, что ты оставишь детей дома, захлопнешь за собой дверь и даже подумать о них не посмеешь. – Она обвиняюще смотрела на Мел: – Ты знаешь, что я прочла в твоем чертовом журнале? Статью о возвращении женщины на работу после рождения ребенка, в которой ей советуют никогда не упоминать о своих детях, потому что мужчины о детях не говорят, и красить ногти красным лаком, потому что так она будет меньше похожа на мать!