Выбрать главу

Подняв голову от блокнота, Лиз встретилась глазами с Сэмом Пауэлом, сменившим ее на должности заведующего отделом постановок, взгляд которого говорил: «И ты собираешься остаться на своем месте и проглотить все это?». Дискутировать с ним здесь не было никакого смысла, это только разозлило бы Конрада и ничего не дало. Она будет спорить с ним по конкретным проектам.

– Дальше. Для меня не секрет, что вы, ученые ребята с университетскими степенями, считаете мурой то, что я поставил в Штатах. Но это была успешная мура. Как кто-то сказал, еще никто не разорился от недооценки вкуса публики.

Лиз оглядела присутствующих. Негодование на лицах было почти комичным. Интересно, а каким, по их мнению, должен быть Конрад? Со всеми соглашающимся робким человечком, который в самое выгодное время запускал бы Вагнера?

– Поэтому, как бы неприятно это ни было для вас, – Конрад встал, чтобы придать больший вес своим словам, – думайте об аудитории, думайте о хорошем рейтинге. Если программа соберет меньше пяти миллионов зрителей, за будьте о ней.

Лиз начинала понимать, что тоска по детям, похоже, не единственный минус ее работы. Уровнем выше Конрад будет гнаться за рейтингом и прибылью. Уровнем ниже создатели программ будут сражаться за высокие стандарты и качество. А посредине будет она, Лиз Уорд, самая влиятельная женщина на телевидении. Ветчина в сандвиче.

– Моя подруга Лиз Уорд, новый босс «Метро ТВ», считает, что мы в «Фемине» вешаем читателям лапшу на уши и что Иметь Все – это миф, выдумка, опасная ложь.

Все присутствовавшие за редакционным столом «Фемины» повернулись к Мел с ужасом и недоверием на лицах, словно она только что заявила, что многократный оргазм невозможен и что мужчины обожают домашнее хозяйство.

Весь персонал редакции «Фемины» собрался за столом на одно из нескончаемых заседаний, которые Оливия считала жизненно важными, чтобы журнал не отрывался от текущих проблем. На них должны были являться все, начиная от управляющего директора и кончая телефонистками. Про себя Мел считала их пустой тратой времени, но она никогда не осмелилась бы сказать это Оливии.

– Значит, ваша подруга считает, что «Фемина» вводит в заблуждение своих читательниц? – Голос Оливии был высок и резок, словно она почуяла дворцовый переворот. Пусть Мел редактор, но Оливия все еще издатель журнала, и она хотела, чтобы все присутствующие знали это. – И вы согласны с ней?

Так что же именно она думает? Мел окинула взглядом вставленные в рамки обложки «Фемины», покрывавшие каждый дюйм стен зала, обложки, первые из которых датировались ранними восьмидесятыми, когда Оливия основала журнал.

«Фемина» была первым журналом для нахальных, самоуверенных молодых женщин, у которых карьера была настолько же существенным атрибутом, как квартира в стиле студии или собственная кредитная карточка «Виза». Женщина не спускает глаз с добычи, кричала «Фемина».

Берегитесь, мужчины, – предупреждал ее первый же номер, – нас теперь не остановить!

Со всех сторон на Мел с улыбкой глядели молодые женщины в красных жакетах и строгих костюмах, гордо размахивавшие новейшим оружием в войне полов – портфелем высокопоставленного служащего. И «Фемина» стала их библией, вдохновлявшей на штурм мужских бастионов, что так долго преграждали им путь к власти. И, естественно, «Фемина» считала само собой разумеющимся, что для новой женщины ничего невозможного нет. Она может Иметь Все: работу и семью, успех и счастье. Но что станет лозунгом журнала на девяностые годы? Что в конце концов женщина не может иметь все? Что ей, возможно, придется выбирать? Эта мысль была нелепой. Лиз была глубоко, абсолютно не права.

Мел знала, что все ждут ее ответа.

– Разумеется, я не согласна с ней. Если бы она была права, это означало бы, что вся наша борьба была напрасной.

– Я рада слышать это, – Оливия в упор посмотрела на Мел. – На мгновение мне показалось, что вы, возможно, утратили веру.

Мел обозлилась на Оливию. Конечно, она не теряла веры. Вчерашняя атака Лиз глубоко затронула ее чувства. Она была задета даже больше, чем могла сама себе в этом признаться. «Фемина» была ее жизнью. Она принимала ее полностью, она жила по ее принципам. Черт возьми, она даже верила печатавшимся там гороскопам! А это не просто, если ты знаешь составляющую их толстую старую даму.

– Прекрасно, – Оливия улыбнулась деланной улыбкой своей по-прежнему верной последовательнице, – двигаемся дальше.

– Прежде, чем мы двинемся дальше, – раздался голос с другого конца стола, – нужно, мне кажется, задержаться на этом вопросе еще немного. Я хочу сказать, что, с моей точки зрения; точки зрения просто мужчины, подруга Мел права.

Мел вытянула шею, чтобы увидеть, кто это осмелился бросить вызов оракулу. По голосу она не могла его узнать. В стене плеч и локтей она разглядела нового автора, который только что начал работать у них сдельно. Она припомнила, что его зовут Гарт какой-то.

Ему было лет 25, у него были густые блестящие каштановые волосы, собранные сзади в «конский хвост», насмешливые карие глаза и гладкая кожа цвета бисквита, глубоким соблазнительным клином выглядывавшая из расстегнутого ворота его белой льняной рубашки. Мел поймала себя на мысли, что ей интересно проверить, весь ли он этого аппетитного цвета. К сожалению, если он и дальше будет вести себя так, то не пробудет в редакции достаточно долго, чтобы она успела выяснить это. Мел знала Оливию. Малейший намек не нелояльность, и ты получишь коленной под зад.

Она попыталась поймать его взгляд и дать ему понять, что он совершает своего рода публичное самосожжение, но он глядел не на нее. Он спокойно глядел на Оливию.

– Я хочу спросить, почему мы так боимся признать, что в этом может быть доля истины? Это не означает, что «Фемина» ошибалась, это означает только, что женщины сделали еще один шаг вперед. Возможно, они открыли для себя то, что мужчинам было известно давно. Что работа – это не Святой Грааль, не вновь обретенный рай и не клуб журналистов.

– Так вы считаете, что женщины хотят снова ходить беременными и сидеть на кухне? – Менее твердого мужчину острый голос Оливии разрезал бы на кусочки, но Гарт просто проигнорировал его.

– Разумеется, нет. Но не думаете ли вы, что маятник, может быть, качнулся в обратную сторону слишком далеко? Вот посмотрите на себя, – он показал руной на женщин вокруг стола. – Вы называете себя освобожденными, но вы скованы больше, чем были ваши матери. Я вижу, что вы приходите на работу измотанными после бессонной ночи, а потом после работы бежите в супермаркет, вместо того чтобы посидеть за стаканчиком вина, как все нормальные люди.

В ужасе бросив взгляд на лица присутствующих, Мел с трудом подавила нервный смешок. Возможно, это последняя речь молодого самоубийцы в «Фемине», но аудитория у него очень внимательная.

– Вы усвоили мужские амбиции, но не избавились от женских обязанностей. Не придется ли от чего-то отказаться? И я думаю, что это будут прежде всего развлечения, сибаритствование в «Санктуари», редкие мгновения чудесного, здорового эгоизма. Вы можете сидеть за рулем БМВ, но сдается мне, вы все равно рабы. Я не хотел бы раскачивать лодку, но, с моей точки зрения, работающая мать – это как новичок среди шулеров!

– Так вы согласны, что «Фемина» вводит в заблуждение своих читателей? – Голос Оливии звенел, как кусочек льда в очень сухом мартини.

– Да, фактически согласен.

Глупенький, глупенький мальчишечка. Он подавал себя Оливии на блюде с яблоком во рту и пучком зелени под хвостиком. Мел не могла дальше смотреть этот спектакль. Она не любила кровавые виды спорта.

– Фактически, – невозмутимо продолжал Гарт, – здесь может быть даже новая тенденция, которую еще никто не заметил. Возможно, что здесь перед нами возникает главная проблема девяностых годов. Знаете, меня всегда поражала, – он обворожительно улыбнулся группе молчащих женщин, – способность «Фемины» вовремя сменить курс. Вовремя увидеть, что стойки ворот передвинуты, и объявить, что это «Фемина» передвинула их. Видите ли, я верю, – он одарил Оливию еще более обворожительной улыбкой, – что и эту тему» Фемина» могла бы сделать своей.