Было слышно, что Дэвид, как обычно, бежит по лестнице через две ступеньки. Потом раздался треск, его крики и проклятия. Потом он появился в спальне, одной руной держась за ушибленную коленку, а в другой сжимая причину своего падения, космический пулемет Джейми.
– Черт тебя побери, Джейми, – простонал он, – опять ты оставил на лестнице эту хреновину.
Пока Джейми бежал в ее спасительные объятия, Лиз наблюдала, как Дэвид плюхнулся на кровать, потирая коленку.
– Па-а-почка! – радостно завопила Дейзи, в своем святом неведении бросаясь к отцу.
А для Лиз, увы, и мятый костюм Дэвида, явно проведший ночь где-то на полу, и исходивший от него слабый мускусный аромат были красноречивей любого признания, как и виноватое выражение его глаз.
Услышав хныканье Джейми, Дэвид взял его на руки. Он явно раскаивался.
– Извини, что накричал на тебя, старина. Папка немного устал.
Дэвид избегал взгляда Лиз.
– В редакции выдалась трудная ночь, – неубедительно добавил он.
Она отчаянно хотела поверить его словам, поверить, что усталость, а не вина была причиной его несдержанности, что человек, которого она любила, с которым смеялась последние двенадцать лет, не предал ее, словно все это для него ничего не значило, что эта ночь, как он и сказал, была для него трудной ночью на работе. Но она знала, что поверить во все это не сможет.
Внезапно до Дэвида дошло, что уже почти десять утра, а Лиз все еще в постели.
– А что ты делаешь в постели? – Его тон подразумевал обвинение в притворстве. – Ты заболела, или что-нибудь случилось?
От обиды и гнева Лиз совершенно забыла о своем намерении смягчить удар.
– Если бы ты соизволил прийти домой вечером, то узнал бы, что вчера я ушла из «Метро ТВ». Так что могу валяться в постели столько, сколько захочу!
– Ты ушла с работы?
– Я же говорю.
– Ты хочешь сказать, что разорвала контракт в четверть миллиона фунтов из-за своей чертовой прихоти? Зная, что тебе не заплатят никакого выходного пособия и что ты – мы – останемся без гроша? Прекрасно, абсолютно прекрасно!
В ярости он вскочил и устремился к двери. Он знал, что не должен кричать на нее, что должен был бы сказать ей, что все в порядке. Но все не было в порядке. Она ушла из «Метро ТВ», даже не посоветовавшись с ним, ушла, когда и он в любой момент может остаться без работы. На его место посадят какого-нибудь молодого проходимца, которого Логан переманит из «Уорлд». И тогда они оба окажутся на улице. Они! Большие шишки, которым все завидовали!
– Дэвид, – проговорила Лиз спокойно, – ты даже не спросил меня, почему я ушла.
Он остановился в дверях и обернулся.
– А я и так знаю. Потому что ты хочешь гладить мои рубашки, как твоя подружка Джинни!
Лиз вздрогнула, как от удара:
– Это нечестно! Дело не в глажении рубашек. Я больше не могу разрываться на части. Я хочу быть здесь ради Джейми и Дейзи. Хочу создать дом, куда ты мог бы приходить.
– Если мы не будем осторожны, у нас вообще не будет дома, куда можно было бы приходить!
О чем это он?
Но Дэвид не стал объяснять. Ее слова об уходе с работы словно разбудили спящий вулкан.
– Сколько раз говорить тебе, Лиз, что мне не нужна жена, которая сидит дома! – Перед его глазами возник образ его матери, которая вытерла и вымела всю радость из его детства. – Мне нужна равная мне. Нужна женщина, которая сознает себя личностью, со своей собственной жизнью. Я не хочу жить с копией своей проклятой мамаши!
Лиз просто бесила несправедливость всего этого. Как ей защитить себя от этой страдалицы, которая притворялась, что отдает всю себя семье, но потребовала за свой подарок такую цену, что ее сын и сейчас еще не может расплатиться? А вместе с ним и она.
– Послушай, Лиз, давай договоримся об одном. Ты делаешь это не для меня. Ты делаешь это для себя.
И вдруг Лиз обнаружила, что у нее нет ответа. Он попал в больное место. Она бросила все ради мечты, которую считала их общей мечтой. Но глядя сейчас на злое лицо Дэвида, поняла, что ошибалась. Другой жизни хотела только она.
Когда Дэвид вышел из комнаты, Джейми начал всхлипывать. Увидев на его лице испуг, она подняла и прижала его к себе, и все ее тревоги отступили перед страстным желанием защитить его, своего первенца.
И во второй раз за этот день Лиз спросила себя, что же она все-таки собирается делать. Ей было позарез нужно поговорить с кем-нибудь. И с огромным облегчением она вспомнила, что сегодня обедает с Мел. Спасибо тебе, Господи, за Мел. Она и добра, и остроумна, и умна. Уж если кто и знает, что делать, то это Мел.
Лиз нырнула под густую шапку пены и с наслаждением почувствовала, как ароматная вода промывает ее волосы и делает их скрипуче чистыми. Возможность принять ванну и потом не спеша одеться была такой незнакомой для нее роскошью, что Лиз была готова предаваться ей, невзирая ни на какие обстоятельства. После этого она собиралась надеть свое самое красивое платье – на встречу с Мел. От депрессии нет лучшего лекарства, чем процедура одевания.
Сев за свой туалетный столик, она исследовала урон, нанесенный ее лицу переживаниями. Небольшая припухлость осталась, но от красноты вокруг глаз удалось избавиться с помощью «Оптрекса». Оставшегося до ухода времени как раз хватало, чтобы привести в порядок волосы и наложить косметику.
Когда три четверти часа спустя Лиз посмотрелась в свой трельяж, она поразилась сама. По внешнему виду никто не сказал бы, что сегодня самый тяжкий день ее жизни. Кожа и волосы лучились здоровьем, а заботы лишь избавили от пары фунтов веса, от которых она годами собиралась избавиться. Сегодня ярко-желтый костюм сидел на ней даже лучше, чем три месяца назад, в ее первый день на должности руководителя программ «Метро ТВ».
Глядя на шикарную женщину в зеркале, Лиз вспомнила, как в этом костюме они с Дэвидом занимались любовью. Знать бы тогда, насколько разойдутся их интересы. Он считает, что успех – это божество, которому надо поклоняться и к которому стремиться любой ценой, а она так не считает. Возможно, что все к этому и сводится.
На улице она сразу увидела такси и остановила его.
Когда водитель такси высаживал ее у ресторана, Лиз, выбираясь из машины, не могла не заметить оценивающего взгляда, который он бросил на ее ноги. На тротуаре она на секунду остановилась, посмотрела вверх и горько усмехнулась. Изо всех лондонских ресторанов Мел выбрала тот, который назывался «Menage a Trois» – „Любовь втроем».
Мел уже ждала ее. В любой ресторан она неизменно приходила за пять минут до срока, чтобы найти столик, откуда могла обозревать место действия и первой узнавать, кто за кем ухлестывает, не пренебрегая при этом и слухами. На этот раз Мел решила, что наилучшей позицией для нее будет столик между женским туалетом, мужским туалетом и выходом.
– Слушай, ты выглядишь потрясающе! Безработица явно тебе к лицу!
Лиз улыбнулась в ответ на нескрываемое восхищение в голосе подруги. Мел всегда считала, что она уделяет своей внешности недостаточное внимание. Ну что ж, сегодня внимание было достаточным.
– Ну так как ты? Среди журналистов только и говорят о том, как ты утерла нос Конраду. – Мел горела желанием выяснить всю историю с отставкой без малейших пропусков.
– Ах, об этом.
– Что значит «ах, об этом»? Да в «Гручо» ни о чем другом не говорят.
Но Лиз никогда не разделяла жгучего интереса Мел к слухам среди журналистов, да и тема эта после событий вчерашней ночи казалась ей пустяковой. Поговорить с Мел она хотела о Дэвиде.
Бритт раздраженно побарабанила пальцами по рулю и в поисках места для парковки в третий раз объехала вокруг квартала. Она знала, что ей не следовало ехать в своей машине, что очередь за местом для стоянки на Найтсбридж надо занимать сразу после рождения, но машина позже была ей нужна, и вариантов у Бритт не было.
Когда Дэвид час назад позвонил ей, она сразу поняла: что-то неладно. Бритт уже смирилась с тем, что он болезненно переживает свое предательство по отношению к Лиз, но сегодняшним утром он потерял над собой контроль. Дэвид не был прирожденным обманщиком. Для многих мужчин из числа тех, кого она знала, измена была образом жизни. Но не для Дэвида. Когда он просил ее о встрече, по голосу было ясно, что он готов разрыдаться, и интуиция говорила ей, что лучше до этого не доводить.