– Я думаю, что тебе лучше убраться отсюда.
Некоторое время Дэвид молчал. Если бы он только сказал: «Не надо, Лиз, давай поговорим об этом!», кто знает, может быть, их брак был бы спасен.
Но он не сказал.
– Да, – она услышала в его голосе опустошенность и поняла, что уже поздно, что, какие бы чувства он к ней ни питал, все уже позади.
– Да, – повторил он, – наверное, лучше.
Лиз обвела взглядом зал ресторана. Посетители быстро уткнулись носами в свои тарелки, но она знала, что они слышали каждое слово. Собрав в кулак все свое достоинство, она повернулась. «По крайней мере, я не ударила в грязь лицом, – пришла ей в голову неуместная мысль. – Не выглядела забитой домашней хозяйкой».
Какое-то время она ощущала себя в настолько нереальном мире, что втайне даже ожидала услышать аплодисменты. «Не будь смешной, – говорила она себе, как слепая, выходя из ресторана, – это не рекламный ролик. Это реальная жизнь». Когда Лиз поймала такси, слезы, которые она из последних сил сдерживала, молясь о том, чтобы достоинство не покинуло ее, наконец хлынули из глаз, смывая тщательно наложенную косметику и оставляя следы на ярко-желтой ткани ее любимого костюма.
Глава 15
Когда она вошла в дом, он встретил ее милосердной тишиной. Сейчас Лиз не вынесла бы встречи с Джейми и Дейзи, ей нужно было побыть одной. Мел побежала за ней и пыталась настоять на том, чтобы проводить ее до дома, но она отказалась. В жизни бывают моменты, когда никто не в силах тебе помочь, и сейчас у Лиз был такой момент. Бывают моменты, когда тебе хочется плакать, валяться в постели и предаваться собственному горю. И только потом, когда ты выплачешься, тебе захочется поговорить с кем-нибудь. И тогда ты не сможешь наговориться. Ты без конца будешь снова и снова прокручивать в памяти каждую сцену, в отчаянии вспоминать каждое слово, каждый оттенок каждого разговора из тех, что с железной неминуемостью привели тебя к несчастью.
А пока ей хотелось только плакать. Она держалась молодцом в ресторане, где это было важно, а теперь больше не хотела быть молодцом. Но сейчас, когда она желала плакать, слез уже не было, и она лежала на своей кровати, на их кровати, опустошенная и оцепеневшая, и разглядывала свидетельства их 0умершей любви. Свадебные фотографии. Сувениры, привезенные из счастливых отпусков. Старая открытка, подаренная ей ко Дню Матери. А потом она увидела на полу игрушку Джейми, о которую Дэвид споткнулся сегодня утром, столетие назад, и наконец заплакала. Глубокие, мучительные рыдания сотрясали ее тело, пока у нее не заболела голова и не стало першить в горле. И она отчаянно захотела прижаться к своей матери. Хотя и знала, что она уже взрослая, что она одна, что мать не в силах помочь ей, что мать слишком слаба, чтобы взять на свои плечи ее горе, что у нее достаточно и своего. В конце концов Лиз свернулась калачиком и заснула.
Час спустя она проснулась, как ныряльщик все-таки выплывает на поверхность, даже зная, что его ждет там смертельная опасность.
О Боже, Боже, Боже. Пусть это не будет правдой! Не дай моей жизни рассыпаться на кусочки именно тогда, когда я считала, что она налаживается!
И, вставая с постели, Лиз вдруг поняла, что ей еще предстоит самое страшное: рассказать обо всем детям. Что же она им скажет? Горькую правду или какую-нибудь щадящую ложь, которая смягчит удар? Что для них будет легче в долгой перспективе?
Новый приступ горечи охватил ее. Почему именно ей всегда приходится склеивать кусочки? Потому что ты хочешь быть центром своей семьи, той осью, вокруг которой вращаются их судьбы. Вот цена, которую надо за это платить. Это так же больно, как и приятно.
Она медленно села и посмотрела на часы. Пять. Сьюзи наверняка поит детей чаем. У Лиз, по меньшей мере, час до их появления, чтобы собрать вещи Дэвида и вызвать такси.
Она тщательно заперла дверь спальни на тот случай, если дети вернутся раньше и захотят увидеть, что она делает. Сняла с гардероба его чемоданы и начала собирать вещи. Грустная пародия на их бесчисленные сборы на уик-энды или в отпуск. Те счастливые сборы. Теперь больше не будет ни уик-эндов, ни отпусков.
Она методически обследовала всю комнату, подбирая каждый предмет одежды, каждую вещь и каждую безделушку Дэвида в стремлении начисто вычеркнуть все следы его присутствия и из своей жизни, и из своей спальни. Но и когда каждая рубашка и каждый пиджак, каждая пара трусов, его лосьон для бритья и даже его теннисная ранетка были аккуратно упакованы, в комнате, казалось, все равно что-то осталось от него. Модель грузовика, которую он помог Джейми собрать только вчера, кучки мелочи, которую он время от времени выгребал из своих карманов, даже пустой гардероб навязчиво напоминали ей о Дэвиде, о его энергии и непосредственности, о радости, которую он умел извлекать из жизни. И она во второй раз села и разрыдалась. Зная, что, если не встанет сейчас, она может не встать никогда, Лиз заставила себя подняться и с необычной яростью принялась застегивать чемоданы Дэвида. Ей нравился звук застегиваемой молнии. Словно что-то рвалось.
На секунду она закрыла глаза и представила себе звук, с которым рассудительная Лиз Уорд спокойно рвет на клочки белье Бритт Уильямс. Это был восхитительный звук. Она читала об обманутых влюбленных, которые рвали белье соперницы и бросали в ее почтовый ящик. Лиз всегда удивляло, как можно быть такой мстительной. Теперь это ее не удивляло.
Она подняла чемоданы и понесла их к двери. На полпути заметила свою фотографию с детьми в серебряной рамке, быстро открыла один из карманов и положила ее туда. Пусть он, по крайней мере, видит, что потерял. Чего ему стоило траханье с Бритт. И снова поднимая чемоданы, она с надеждой думала: он поймет, что оно того не стоило.
– Мамочка, что ты делаешь с папиными вещами? – Голос Джейми заставил Лиз застыть от неожиданности.
Она не слышала, как дети вернулись. И разве она не заперла дверь? О Господи, совсем забыла про дверь из смежной ванной!
Она медленно опустила на пол чемоданы и посмотрела на сына. Ни ее опыт работы руководителем, ни стычки с Конрадом, ни бесконечные переговоры о деньгах и об эфирном времени не подготовили ее к этому, к самому тяжкому мигу ее жизни.
– Подойди и сядь, мой милый.
Она посадила Джейми на колени и крепко прижала к себе. Посмотрев в его глаза, она увидела в них настороженность, которая была почти невыносима для нее. Казалось, они говорили: «Ты собираешься сделать мне больно? Какие бы слова ты ни говорила, ведь все сведется к этому, да?»
Ей пришла в голову мысль сказать ему всю правду: мама и папа больше не любят друг друга. Но она знала, что не сможет сделать этого. Он заслуживает лучшего. Он заслуживает лжи.
– Ты же знаешь, как занят папа? Ну вот, он уезжает по делам, поэтому я и уложила его чемоданы.
– А когда он вернется?
– Не скоро, милый.
– А когда?
– Через несколько месяцев. Но это не значит, что он не любит тебя, дорогой. Папа любит тебя очень-очень.
Джейми смотрел на нее с недоверием.
– А вы что, расходитесь? – Лиз была ошеломлена.
– Родители Тома расходятся, его нянька сказала Сьюзи, а родители Кэти разошлись полгода назад.
Боже милостивый, что мы делаем с нашими детьми, спросила себя Лиз, если они знают о таких вещах в пятилетнем возрасте?
– Да, милый, мы расходимся. – И, не в силах сдержать себя, добавила: – На некоторое время.
– Это из-за того, что я сегодня утром оставил свой космический пулемет на лестнице?
– Нет, дорогой мой, ты не виноват, честное слово. Виноваты мама и папа.
Джейми сполз с кровати, недоверчиво посмотрел на нее и тихо вышел из комнаты.
Через минуту он снова вернулся, и его руки были заняты игрушками, которые он бережно передал ей.
– Если я отдам все мои космические пулеметы Бену, папа вернется?
Лиз пришлось отвернуться, чтобы он не увидел ее слез. Космические пулеметы были предметом его гордости и радости. Как объяснить ему, что все космические пулеметы магазина игрушек «Хэмли» не вернули бы его отца домой? У папы была теперь новая игрушка.