И вспоминая провоцирующие зеленые глаза Ника, его загорелую ножу, гладкую и соблазнительную, как коричное яблоко, Лиз надеялась, что это не окажется слишком трудным делом.
Когда наконец раздался звонок в дверь, она вскочила и побежала по ступенькам вниз, чтобы Джейми не успел вылезти из кровати и с верхней площадки лестницы увидеть, кто это.
Ей необходимо небольшое приключение. И Ник Уинтерс как раз тот мужчина, кто может ей это предложить.
Глава 29
– Так расскажите мне о мистере Уорде. Вы разведены? – Они сидели за столиком у окна с видом на лоток водяной мельницы, перестроенной под прелестный ресторан. От ее дома он был не дальше чем в трех милях, но Лиз раньше даже не слышала о нем. В последнее время посещение ресторанов не входило в круг ее развлечений.
Она взяла свой бокал с вином. Ник явно не собирался ходить вокруг да около. И все же его прямолинейность чем-то нравилась ей. Она, пожалуй, делала вещи проще.
– Пока нет.
Он удивленно посмотрел на нее:
– Почему?
Секунду Лиз поколебалась, не рассказать ли ему о Бритт, но ей не хотелось выглядеть жертвой, покинутой женой, которая будет благодарна всякому, кто бросит ей подачку.
– Дэвид перебрался на Север. Ни один из нас не увлекся кем-то еще, так что вопрос о разводе у нас не возникал.
Она вспомнила Сюзанну, вошедшую в ее гостиную с кучей рождественских подарков, и подумала, что, возможно, говорит сейчас неправду. Хотя у них не было возлюбленных тогда, теперь это может быть и не так. Но зачем ей думать сейчас о Дэвиде, черт побери, когда перед ней сидит самый интересный мужчина за всю ее жизнь!
– И вы не собираетесь вернуться друг к другу.
Она отметила, что в его устах это прозвучало скорее утверждением, чем вопросом.
– Наверняка нет.
– Чудесно, – он поднял и свой бокал, – я люблю знать, где я нахожусь.
– И где же вы находитесь? – Ее прямота была неожиданной для нее самой. Откровенность оказалась заразительной.
Мгновение его зеленые глаза смотрели прямо в ее глаза.
Они, эти глаза, были гипнотизирующими, их свечение напоминало ей полудрагоценные намни, которые она любила больше других. Алмазы и изумруды ассоциировались у нее с богатыми пожилыми дамами, а в опале, бирюзе и лунном камне настоящая жизнь.
– Я надеюсь, на краю чего-то очень удивительного. А вы?
Ее подмывало рассмеяться и сказать: держу пари, это вы говорите всем девицам, но что-то остановило ее, какое-то чувство, что он не говорил этого всем девицам. Она мягко улыбнулась, признавая серьезность момента, но ее не покидало ощущение, что все происходит слишком быстро.
– А я люблю иметь перед собой карту местности, прежде чем отправляюсь в путь.
– Это очень благоразумно, – он рассмеялся и подпер лицо ладонью. – Я тоже всегда был силен в географии и сразу пойму, когда передо мной будет земля моей Америки.
У Лиз перехватило дыхание. Он сознательно процитировал ее любимое стихотворение, шедевр эротики Джона Донна, или это было случайное совпадение?
Внезапно она вспомнила свое школьное увлечение Донном. Ее подруги сходили с ума по Мику Джаггеру и Джеку Николсону, а ее кумиром, ее мечтой был Донн. И когда она, одинокая и потрясенная внезапным пробуждением своего молодого тела, мечтала о мужчине, который ввел бы ее в запретный храм плотских радостей, ей виделся Джон Донн.
Строчки его «Обращения к возлюбленной, укладывающейся спать» столь же волнующие и берущие за душу, как и триста лет назад, когда они были написаны, мгновенно всплыли в ее памяти:
Это наверняка было совпадение. Ничто в Нике Уинтерсе не говорило даже о самом поверхностном знакомстве с поэзией. Судя по его внешности, на спортивной площадке он провел гораздо больше времени, чем в библиотеке. Лиз подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее, словно требуя ответного взгляда.
А потом он внезапно улыбнулся. Долгой, неторопливой, обезоруживающей улыбкой, которая разрядила претенциозность момента.
Лиз улыбнулась ему в ответ. Она, наверное, не в своем уме, что ей мерещится такой глубокий подтекст. Ник и привлекателен, и очарователен, но уж никак не интеллектуал.
Ник дотронулся до ее бокала своим.
– За Джона Донна, – сказал он, улыбаясь ей в отблеске темно-красного вина и словно читая ее мысли, – величайшего английского поэта.
Для Лиз это было ничем иным, как чудом. Она снова жила. Ник Уинтерс не был похож ни на одного мужчину из тех, кого она знала прежде. Она воспитывалась на премудрости высших английских слоев: «никогда не доверяй человеку, который слишком красив или слишком хорошо одет», а он был живым опровержением этой истины.
Ни с одним мужчиной до него она не могла говорить так свободно – он, казалось, был бесконечно заинтересован в ней, хотел знать о ее жизни все до мельчайших подробностей, начиная со дня ее рождения. После долгих лет жизни с Дэвидом, человеком крайних мнений и глубоких страстей, для Лиз было удивительно встретить мужчину, так не склонного к резким суждениям. Она пыталась придумать что-нибудь такое, что встряхнуло бы его или даже вызвало его неодобрение, но ей это не удалось. Философией Ника было «живи и дай жить другим». Он просто принимал людей такими, какие они есть. Особенно женщин.
А насчет того, что он принимал их часто, никаких иллюзий у нее не было. Везде, где они водились, женщины должны были кидаться на него. И все же, к ее изумлению, когда она приняла самое трудное на своей памяти решение и отказалась броситься в его постель в первую же ночь, он согласился с этим удивительно легко и даже не пытался спорить или переубеждать ее.
Странно, но она была почти оскорблена. И только потом поняла, как благодарна ему за то, что он не стал торопить ее. Единственная болезненная ошибка была еще так свежа в ее памяти, что Лиз не могла позволить сексу влиять на свои суждения, особенно такому сексу, какой, вне всякого сомнения, предложит ей Ник. Она знала, что ночь с ним будет подобна глубокому темному бассейну, раз нырнув в который, уже не захочется вынырнуть, чтобы снова глотнуть воздуха. Но знала и другое: что должна составить о нем правильное мнение, прежде чем даже поставит ногу на прыжковую доску.
Поэтому вместо того, чтобы заниматься любовью, они смеялись и резвились с почти детской радостью. Ник выдумывал романтические экскурсии, посылал ей алые розы – не букетами, а по одной, – вытаскивал ее на импровизированные завтраки на берегу с корзиной провианта и шампанским, и время от времени она находила в разных местах дома маленькие подарки, спрятанные туда Ником, чтобы напомнить ей о себе. Он был самым романтичным мужчиной, какого она знала. И спустя несколько недель Лиз уже спрашивала себя, как смогла бы прожить это время после отъезда из Лондона без его беззлобного ехидства и без их веселья.
Она и без Мел знала, что влюбилась.
– Ой, так расскажи мне о нем! Судя по твоему виду, тебе надо, непременно надо немедленно женить его на себе. Ты получишь целое состояние!
Мел смотрела на свою подругу с изумлением. Было начало мая. Англия наслаждалась ранней волной тепла, и они сидели в саду, куда уже был вынесен надувной бассейн, и Дейзи радостно верещала, когда Джейми поливал ее из водяного пистолета.
Она никогда не видела Лиз такой. Ее волосы отросли и теперь ложились на плечи, напоминая Марию Шнайдер в «Последнем танго в Париже», этот идеал миллионов женщин. Кожа Лиз стала коричневой и покрылась веснушками, а под шелковой блузкой цвета хаки с тоненькими бретельками явно не было лифчика. Она выглядела потрясающе. Словно кто-то зажег внутри нее свет. И Мел не терпелось увидеть мужчину, который сделал все это. На секунду она вспомнила о Гарте и спросила себя, выглядела бы она так же, если бы Гарт был с ней. Пока она последовала совету гадалки и перестала преследовать его – ну, скажем, почти перестала. И пока это не дало никаких результатов. Она вздохнула.