У сукиного сына некстати взыграли чувства. Нап-парник! Вернее, бывший напарник. Гномские чувства сродни камню. В том смысле, что стоят прочно, и не рассыпаются от первого дуновения холодного ветра. Если Олника угораздило втюриться – пиши пропало, для свободного общества это пропащий гном. Ну и для Фатика Мегарона Джарси – тоже. Теперь помыкать им будет жена.
Он шмыгнул в кусты, Крессинда ломанулась за ним. Я чуть не крикнул им вслед: «Если получится мальчик, назовите моим именем!»
Милые бранятся, только чешутся. Тьфу ты, тешатся. Правда, мы остались без горячего.
Ладно, перекусим всухомятку. Имоен нарезала хлеб и колбасу, купленную в деревушке, разложила на тарелках вместе с редиской и солеными огурцами. Я решил устроиться рядом с Виджи, но потерпел неудачу, ибо меж нами вклинился Квинтариминиэль. Тьфу на него. Прихватив тарелку, я перешел на другую сторону костра.
За едой я коротко рассказал о том, что случилось с нашими недругами. Потом ввел в курс дела относительно своего плана. Во мне играла кровожадность, и я слишком поздно поймал взгляд эльфийки. Гритт, снова эти огромные серые глаза, затопленные сочувствием ко всему живому, включая мышей и тараканов, снова эти опущенные углы губ!
– Это... подло! – Добрая фея обожгла меня взглядом, и вся вытянулась, напряглась как струна. – Вы... вы ударите в спину! Столько крови... Эти люди, они... Вы обрежете их жизни их же руками, не дав им последнего шанса на исправление!
Великая Торба!
Я чуть не взвыл. Некоторые реакции Виджи, прибывшей из другого мира, по-прежнему выводили меня из себя несколько больше, чем мне бы того хотелось (скажу прямо – мне вообще не хотелось, чтобы Виджи выводила меня из себя). И добро, если бы речь шла о хороших людях!
Веру в то, что закоренелый преступник способен измениться, и что ему в обязательном порядке нужно предоставлять еще один, самый распоследний шанс, могут исповедовать только дураки и эльфы. Эльфов я прощаю, дураков – никогда. Они не способны понять, что сформировавшийся человек редко меняется в лучшую сторону. А что касается бывалых преступников – то с ними все ясно изначально. Можно ли приучить тигра есть овощи? Наверное, да. Он будет трескать их до тех пор, пока ему на зуб не попадется сам дрессировщик.
Я дал себе зарок когда-нибудь навестить Витриум, чтобы понять, как эльфы с их неумеренной тягой к абстрактному милосердию и справедливости протянули так долго, сохранив суверенитет. Но не исключено, что я зря сужу обо всех эльфах по Виджи. Может, в утконосой эльфийке говорят идеалы молодости. Молодость, она всегда импульсивна и возвышенна, а женская молодость – она импульсивна и возвышенна вдвойне. Однако эльфы живут вечно, и я могу лишь предполагать, что она – молода.
Великая Торба, сколько же ей в действительности лет?
Да сколько бы ни было, Виджи прибыла из страны, где, по слухам, вообще нет преступлений. Эльфы – они другие. Нет, не чуждые нам, людям. Просто – другие. (Заметьте, я не веду здесь речь про чащобных эльфов, да покарают их Атрей, Гритт и прочие боги!)
Ну ладно. Я встал, бросил остатки пищи в костер и отчеканил, глядя эльфийке в глаза:
– Вы наняли меня, чтобы я привел вас к Оракулу, добрая фея. Привел, а не дотащил ваш труп. И вы дали клятву во всем меня слушаться. Но пусть вы даже расторгнете клятву, я все равно буду делать то, что считаю нужным для вашего блага. Потому что я, – для большей наглядности я ткнул себя пальцем в грудь, – я дал слово привести вас к Оракулу в целости и сохранности. Если я решу, что лучше вас связать и сунуть вам в рот кляп – я так и поступлю. Если я решу, что мне нужно стянуть с вас вот эти щегольские милые штанишки и выпороть – я и это устрою. Для вашего блага.
Ее уши в момент налились багрянцем, она вскинулась, подхватив меч, и я понял, что сейчас в семье будет горе, и мама запросто прирежет папу, но в этот момент принц положил ей руку на плечо и так сдавил, что пальцы побелели. Он что-то быстро произнес на эльфийском. Виджи качнула головой (о, эти пышные золотистые волосы!). Потом резко встала, перешагнула бревно и забралась в фургон. Я облегченно вздохнул.
Принц холодно прищурил взгляд. И вдруг одобрительно хмыкнул.
– Бог-ужасный, это феерично, моя плешь! – загадочно изрек он. Видимо, вспышки доброй феи и его достали.
Он отвернулся и исчез за пологом фургона. В ночи зудела мошкара.