За спиной раздался звук: «Глип-глап!» – словно большущий блин подбросили и поймали на сковородку.
– Пробует... языком... – проронил Олник тихо-тихо.
А позади вновь раздался «глип-глап!», и не один раз, а целых шесть. Я не ощутил ни толчка, ни сквозняка, ни запаха демона. Видимо, заклятие Отрицания пропускало только звуки, которые он издавал, пытаясь до нас дотянуться.
– Опупешное рыло, – тихим шепотом произнес Олник и дважды чихнул, от чего вся наша... м-м-м... бочка опасно содрогнулась.
– Волосы шевелятся дыбом, – поддержал старый рыцарь.
А я так и не увидел его морды! «Страшный», «очень страшный», «опупешно страшный», «до усеру страшное чудище», и прочие определения – не совсем то, что я хотел бы услышать.
«Глип-глап!» раздался в восьмой раз, и скулеж шаграутта начал отдаляться.
– Фатик... – сказала Виджи и шевельнулась. Она, как вы понимаете, тоже была повернута к демону спиной, хотя угол обзора у нее был куда шире.
– Сидите спокойно, добрая фея, – прохрипел я, сжимая ее бедра несколько сильнее, чем полагалось приличному человеку в такой ситуации. Тут дело было не в чувственности, видите ли, я попросту боялся ее уронить.
– Фатик...
Нет, только не сейчас, если ее накроет нервная вспышка, мы все пропали!
– Все нормально... Умоляю, не дергайтесь! Я две ночи не спал и едва стою на ногах!
Ее прохладные пальцы вдруг оплели мои запястья.
– Фатик, я просто хотела сказать вам спасибо. Если бы не вы... – О! Второй раз за день я был растроган. – Только, пожалуйста, не сдвигайтесь назад даже на чуть-чуть.
В этом ты можешь быть уверенна, добрая фея.
Вдруг я понял, что больше не слышу конского ржания. И скулежа шаграутта.
– Он убил наших коней! – простонал принц. По его треугольному лицу разошлась бледность.
– Он разрывает их на части! – добавил Олник. – Он их... жрет... Батюшки мои, дохлый зяблик, да у него хайло шире, чем городские ворота! Мечет как с голодного края... Глотает не жуя...
– Ядрена вошь! – прорычала Крессинда.
– Закройте глаза, – сказала Виджи устало. – Закройте глаза, так будет лучше всего.
– А уже все... – сказал Олник тихо. – Он их уже того... Слопал. И куда столько влезло, у него ведь даже брюхо не раздулось? А-а-апчхи-и-и! Сунулся в повозку... Ой, папочка! Ему же нашей жратвы на один зуб...
Шаграутт залился голодным плачем.
– Бог-ужасный, он фургон... поднял! – тонко вскричал Квинтариминиэль.
Вблизи от нашего колодца что-то загрохотало.
– Капец повозке, – сообщил гном. – Выбросил в пропасть, только колесики мелькнули. Хорошо, что в нас не запустил.
Я скрипнул зубами. Сейчас мне больше всего хотелось почесать затылок. И плечо. И щеку. И много других скорбных мест. Волшебный лист, арцелла, Гритт, он и впрямь волшебный! Злобно волшебный, я бы сказал.
– Идет к нам, – оповестил Скареди, шевеля вислыми усами. Я напряг шею. Камень под моими ногами ощутимо содрогался. Имоен тихонько засопела мне в ухо.
Нас опять накрыла тень.
«Глип-глап! Глип... глап! Глап... Глап... Глап...»
Альбо заморгал и перекатил взгляд куда-то вверх. Лицо его стало глинисто-серым. Как бы он снова не вырубился, на сей раз уже без моей помощи. И будет совсем хорошо, если его вывернет наизнанку. Веселый час нам обеспечен. А если я, вдобавок, случайно раздавлю стекляшку с бодрячком покойником, что лежит в моем хитром поясе... Тогда смерть в зубах шаграутта покажется нам избавлением.
«Глип-глап! Глип... глап...»
– Что он там затеял? – встревожился я.
– Да опять тычется мордой и пробует стенку языком, – ответил Олник. Напарник задрал голову, разглядывая шаграутта. – А язык-то весь в лошадиной кровище и каких-то пупырышках, а между зубьями вот такенные кусмари мяса увязли! – Тон гнома был жизнерадостным. Уверен – будь в его распоряжении пирожок, он бы жевал его сейчас без всяких признаков тошноты. – Рожа – мама не горюй! Ротище – как у клоуна в балагане...