Начало боя не внушало оптимизма.
В состоянии амока я почти не мог себя контролировать. Тело решало само. Справедливо рассудив, что без оружия мне с оргами не совладать, оно выбрало самую уязвимую цель – Митризена. Но я успел заметить только мелькнувшую тень – одноглазый эльф бойко нырнул под мраморный стол.
Оскалившись в зверской ухмылке, я схватил его за края, чтобы отбросить легко и непринужденно. Увы, ножка стола оказалась приделана к полу.
– Вылезай, сволочь, гад! – заревел я, пытаясь выдрать стол из креплений. До простой идеи наклониться и выволочь Митризена, мой амок не додумался.
Стальные руки обхватили меня, вздернули в воздух и бросили. Со страшным грохотом я врезался в стойку из красного дерева, разломил ее надвое и вылетел на травяной склон. Боли не было, надеюсь, у газебо тоже. В состоянии амока варвары Джарси не чувствуют ни боли, ни сентиментальности. Мы делаемся безжалостны к врагам. Ну, почти.
Я подхватился на ноги, фыркая, как тюлень. В беседке перемещались темные фигуры, похожие на призраков. Гритт, я вам покажу сейчас театр теней! Под ноги попалась какая-то деревяшка. Я наклонился и завладел обломком стойки длиной фута в четыре. Не слишком ухватисто, зато увесисто. Ну все, комедианты, теперь выход маэстро!
Одна из теней выдвинулась на свет – Гхашш.
Я вломил ему от всего сердца и справа, и слева, и по темечку. Прежде чем осесть громоздкой тушей, он думал несколько мгновений. Перепрыгнув тело, я ринулся в газебо и тут же вылетел назад. Оттуда надвигался второй орг, успевший обнажить пару зловеще изогнутых клинков. За его плечами Олник висел на Митризене и трепал его за палец, как терьер. Таинственный скупщик долгов прыгал, как прима-балерина, задевая вазоны с цветами. Он оказался до обидного мал ростом, просто какая-то блоха в халате.
Обломок стойки против клинков не годился, это знал даже мой амок.
Я кинул деревяшку в противника, и склонился над поверженным оргом. Брызнули отлетающие пуговицы. Под плащом у Гхашш лоснилось черное обтягивающее трико, а оружие удобно расположилось на петельках и кольцах плащевой подкладки.
Два слегка изогнутых меча из синеватого металла с ажурными круглыми гардами, стальная колотушка для отбивания мяса на длинной рукоятке, огромные ножницы для стрижки овец, пара острых крючьев с цепями, упакованными в специальные кармашки, целый набор метательных ножей, подвешенных наискось. Походный набор живодера.
Мой амок выбрал клинки.
Они с визгом выскользнули из колец, обтянутые кожей рукоятки удобно поместились в ладонях.
– Я грабил кар-р-раваны!
Я приподнялся вовремя, чтобы отбить атаку Милашки-Очаровашки. Несмотря на удар по кадыку, говорил он без особых затруднений.
Мы скрестили мечи. Гхашш наносил могучие, но не очень умелые удары, и вскоре – проклятие, я не знаю, прошли минуты или мгновения! – я обнаружил, что, оскальзываясь на мокрой траве, тесню его обратно в газебо. Клинки сталкивались, выбрасывая фонтаны лиловых искр. Я не чувствовал веса оружия, не сожалел о топоре, к которому привычнее мои руки. Милашка-Очаровашка был не слишком подвижен, вдобавок он путался в тяжелых полах расстегнутого плаща.
Внутри мы продолжили, действуя размашисто, так, что щепа полетела от оставшихся стоек, а вазоны осыпали мрамор землей. Неподалеку Олник подмял Мою Денежку и, кажется, пытался выдрать из его седой шевелюры клок. Уши Митризена обнажились – одно было большое и острое, как обычно у эльфов, второе – скукоженное, закругленное и красное.
В какой-то момент меч орга удачно разрубил клетку: целехонькая канарейка выпорхнула оттуда под трагический вопль Митризена:
– Малютка Бетси!
Надо же, он все-таки к кому-то привязан.
– Непреодолимые обстоятельства! – доложил Митризену Слепая Кишка. – Инферно!
В этот момент мой амок провел удачную связку, и правый меч клюнул орга под ключицу. Гхашш застыл, будто напоролся на стену, нелепо растопырился, обнажив клыки в гротескной ухмылке. Момент был удачен, и мой амок выбрал его, чтобы отрубить оргу левую руку.
На самом деле, я отсек только кисть; она отлетела в траву вместе с клинком. Кровь орга была красной.
Гхашш тупо посмотрел в никуда, выпустил второй меч и привалился к уцелевшей стойке.
– Эмоции переполняют меня, – удивленно сообщил он. – Неужели нельзя поделикатней? Какая мрачная атмосфера. – После чего сполз на пол.
Крыша беседки заскрипела, оседая на бок. Однако, труппа заигралась: не пора ли дать занавес?
Точку в представлении поставил гном. Пока я разглядывал Милашку-Очаровашку, этот озорник усадил Митризена на обеденный столик и пинком отправил вниз по склону, прямо в колючие, удобренные компостом кусты.