Еще одна рваная пауза, достойная тухлых яиц и гнилых помидоров. И ведь знает, что в Дольмир к Оракулу я отправлюсь, только когда к моему затылку приставят заряженный арбалет.
Черт, я оказался прав насчет ада. Давнее воспоминание больно кольнуло. Дольмир... Храм... Оракул... Смерть.
– Считаешь, дело чистое, а? Все идут добровольно?
– Еще бы! Все обговорено, – он покачал над столом громадным кулаком. – Они у меня зде-есь! Задумают купить рабынь – бошки им проломлю, это я сразу сказал. Не-е, там подвоха нет, а кто из них решит сигануть в яму Оракула – мне плевать. Доведу до места, получу расчет и счастливо оставаться!
А ведь у него все получится, я уверен. Он был патологически удачлив, удачлив вопреки, удачлив там, где целая сотня фатиков расшибла бы себе лбы. Это выводило меня из себя больше всего.
– Спасибо, Шатци, я завязал с походами навсегда.
Он, хмыкнув, словно и не ждал иного ответа, обдал нас запахом чеснока и осторожно встал.
– Выхожу сегодня вечерком. На обратном пути заеду к дедуле. Что ему передать?
– Скажи, я пришлю ему с оказией шерстяные носки.
– Все шутишь, да?
– Шучу.
– Джальтана про тебя спрашивала...
Гм!
– Не хочу о ней говорить. Что-то еще, Шатци?
Его молчаливая тень с огромной крестовиной меча покачивалась у стола еще какое-то время. В конце концов он отвалил, выдав напутствие:
– Мой тебе совет – измени что-то в своей жизни. Например, заведи вместо гнома кошку.
Я удержал Олника от прыжка и крика:
– Не сегодня и не сейчас.
Мы посидели немного в унылом молчании, хотя после воплей Шатци нам полагалось драпать из харчевни Арти во все лопатки. Свеча прогорела почти до самого дна. Вдруг Олник, подозрительно захлюпав, спросил:
– Фатик, ты думаешь, мы по правде безнадежны, как коммерсанты? Совсем-совсем безнадежны?
Я без раздумий кивнул:
– Сказать откровенно, Олник, да.
В этот самый миг у стола материализовалась новая тень – маленькая и кособокая.
– Это ты Фатик Джарси? – полуутвердительно сказала она. – У меня для тебя письмо.
7.
Я пригляделся:
– Здорово, Кривошлеп. К чему официоз? Мы что, с тобой не знакомы?
Тень приосанилась, поглубже натянув блестящую кожаную кепку с длинным козырьком – знаком своего цеха.
– Я при исполнении. Ты Фатик Джарси? У меня для тебя письмо.
– Это я уже слышал, давай.
– Ты Фатик?
– Великая Торба. Да, я – Фатик!
И ведь не отдаст, пока не скажешь.
Кривошлеп был представителем народа коротышек, не карликов, прошу заметить – именно коротышек. На «карликов» этот народец обижался смертельно,[11] предпочитая именовать так гномов, хотя самый зачуханный гном был выше самого рослого карлика на полголовы. При этом коротышки были дальними родственниками гномов, каковой факт обе расы яростно отрицали. Иногда мне казалось, что все до одного карлики выходят из утробы матери сразу пожилыми, морщинистыми и краснолицыми, с унылым взглядом и ощущением абсолютной тщеты бытия. Свои настоящие имена и самоназвание они держали в тайне по каким-то загадочным религиозным причинам. В Хараште они основали Посыльную Гильдию, короче, бегали на посылках, отличаясь безупречной честностью и тем, что знали в городе все входы и выходы.
С Кривошлепом я был знаком давно, по старым делам, мы, можно сказать, были не приятели, но знакомые.
Он начал копаться в сумке, висевшей на животе. Олника он демонстративно не замечал, мой товарищ платил ему тем же.
– С утра тебя ищу. Велели передать сразу, как отойдешь от своей квартиры, но тебя увезли Гхашш.
Небеса, я решил, что ослышался.
– Ищешь... с утра?
– Ну да, видел, как тебя закинули в экипаж, увезли.
– Увезли и привезли, как только солнышко взошло. Кто велел передать?
– Мне запретили говорить.
Вот так, и не выбьешь из него. Будь проклята цеховая этика.
– Давай письмо.
– Минуту. – Он подступил ближе к источнику света. – А потом наши сказали, что видели, как ты крадешься по кварталу Рисковых Сводней, и... Долго же я тебя искал, хорошо, что знаю места, где ты любишь бывать.