Прав напарник – у меня очевидная барановая ойя.
– Ты понял, о чем оно трендело? – осведомился гном. – Лично мне ничего не ясно. Может, я дурак?
«Не исключено», – хотел ответить я. Но вместо этого сказал:
– Какие-то шестерни и пружины. Я думаю, она – или оно – свихнутый часовщик.
– Не бывает часовщиков – не гномов! А оно – ни разу не гном!
– Может, встречаются гномокарлики? Ты можешь проверить: вернись и размотай ее лохмотья!
Олник поперхнулся.
– Знаешь что, пошли быстрее, мы опаздываем!
К заведению Г-Кренделя мы приблизились вовремя, перед этим изрядно пропетляв в толпе в попытках затеряться. Худо дело: кто-то упорно вел меня взглядом. Не помогли даже забеги в местные магазинчики, которые торговали шокерной одеждой по грабительским ценам.
Входить или нет – то есть совать ли голову в пасть тигра, этот вопрос меня уже не заботил. Я чертовски устал, проголодался, озлобился и был готов порвать на части кого угодно. На всякий случай, я спрятал в рукаве метательный нож, а Олник приготовил молоток, сунув его за пояс, под куртку.
Кахавная была помпезным сооружением на два этажа, и вся блестела от зеркал и позолоты. Полагаю, будь мы в той же одежде что и с утра, швейцар не пустил бы нас внутрь. Эльфы, выбросив меня на улицу в обносках, разумеется, об этом не подумали. Для них главное эстетика, красота, а какая красота может быть в обычной харчевне? Конечно, они выбрали заведение покруче.
Метрдотель напоминал бородатого павлина. Он окинул нас суровым взглядом, зачем-то подозрительно принюхался ко мне (понятия не имею, чем это от меня пахло!), и повел нас вдоль общего зала, где в центре сверкал надраенной медью механизм – музыкальная машина гномов размером с тридцативесельный баркас. Скрипя, будто ржавая якорная цепь, она наигрывала песенку «Преступное наслаждение». Олник успел прожужжать мне все уши об этом чуде. Бросаем монетку в щель, дергаем стальной взводной рычаг, и – наслаждаемся скрипом и скрежетом искусственной музыки. Богема Харашты за столиками вокруг восхищенно внимала адскому скрежету, потягивая кахаву из фарфоровых чашек. От запаха этой дряни меня затошнило.
Кабинеты располагались в альковах, задернутых розовыми шторками. Над каждым висела большая позолоченная цифра.
Метрдотель посторонился, мы просочились за шторы, толкнули дверь восьмого номера и вошли.
Я был готов ко всему, даже увидеть в кабинете Митризена.
В кабинете никого не оказалось.
Какой сюрприз.
Может быть, я ошибся номером?
8.
В глубокой тишине из-за пояса Олника вывалился молоток и с грохотом приземлился на полированный паркет.
– А где все? – осведомился мой приятель, суетливо подбирая оружие.
Роскошно обставленный, ярко освещенный масляными лампами кабинет был пуст, на столе – никаких яств, если не считать за таковые бумажные салфетки.
– Эркешш... Мы туда попали?
Туда? Несомненно, мой друг, несомненно.
Я негромко рыкнул сквозь зубы. Кажется, эльфы удачно выписали меня на роль шута.
– Я ценю хорошую шутку, но кому-то сегодня будет очень больно.
На грохот молотка вломился метрдотель – он, весь из себя сыщик, явно подслушивал под дверью. За ним маячила пара дюжих вышибал в костюмах «вырвиглаз» (расцветка – розовая в желтую крапинку). Вид Олника с зубчатым молотком наперевес вызвал у троицы кратковременный ступор.
– Мы приглашены для приватного концерта, – быстро сказал я, демонстрируя мешок с обломком ситара. – Может, слыхали про знаменитых странствующих бардов «Два-Сапога-Пара»? Так это мы и есть. Я исполнитель романтических баллад, а мой друг – единственный в мире гном, который играет на молотке для отбивания мяса. Нельзя измерить деньгами то, что он делает, это настоящее высокое искусство!
Метрдотель задумчиво открыл рот, но я атаковал его быстрее, чем он собрался с мыслями:
– Заказ на сегодня, похоже, отменен. Да, приятель, нас, по всему, обманули. Пусть этому гному выбьют второй глаз, если я когда-нибудь еще поверю молоденькой блондинке с вот такенным носом! Не стребовал задатка, видали такого идиота?
Его лицо дрогнуло. Вот вам и ответ: номер заказала эльфийка. Ну, погоди, добрая фея! Не тебе, так твоему подельнику сегодня будет худо! Привяжу его за блондинистые патлы к дверце кареты и пущу коней вскачь, если он, конечно, мужчина. Заезд через всю Харашту с остановкой у рынка. Вот крестьяне обрадуются!