Олник немного помолчал, дыша перегаром. У меня сложилось ощущение, что рядом со мной едет живой винокуренный завод.
– Не видно ни черта!
Он преувеличивал, точнее – откровенно врал: любой, даже равнинный гном видит в сумерках как дикая кошка. Лучше бы сказал: да, я боюсь темноты. Вот это было бы чистой правдой.
– Хочу спать!
– Так полезай в фургон.
– Еще чего! Там эльфы! Я расчихаюсь до неприличия!
Я не ответил. Нытье напарника начинало действовать на нервы. Нет, я, конечно, понимаю – у него похмелье, и шишка на лбу совсем не радует, да еще этот килт… Он ехал в коротком килте поверх штанов. Точнее, в скатерти канареечной расцветки, наскоро прихваченной нитками, чтобы держать форму, с широкой бретелькой поверх левого плеча. Все чин по чину, все, как и полагается гномам, что живут под властью Жриц Рассудка, разве что килт без тартана[19] Зеренги. Это был кошмар и скандал, из-за которого мы тронулись в путь на час позже. Крессинда была неуступчива, как прибрежный утес. Либо гном едет в килте, соблюдая правила Жриц, либо она разворачивается и уходит. Мой бог! Когда женщина получает хоть крупицу власти, она начинает злоупотреблять! Олник тоже стоял стеной. Бегать в килте с голыми ногами, это… Тридцать лет такого не было, с самой Зеренги! Компромисс придумал я. Килт – формальность, и нет ничего плохого, если напялить его поверх штанов. Эксцентрика, ну подумаешь! Крессинда надулась. Олник надулся. Но это был единственный выход – лучший из всех возможных. Но, конечно, в таком наряде желательно не появляться в людных местах.
Не смешно, а грустно. Полагаю, именно внезапная потеря мужского начала сделала гнома таким брюзгой. Скоро он начнет жаловаться на головную боль в определенные дни месяца и отращивать волосы, чтобы заплетать в косу.
– Я думаю, нас обоих сглазили, вот что! – сказал напарник и скукожился в седле.
Может быть, Олник, может быть.
Он громко чихнул.
Мы так и не узнали, кто отравил лошадей. Предатель, лазутчик или крылатый демон? Скотник божился, что он не при делах – и, глядя на его простецкую физиономию, в это можно было поверить. Альбо заподозрил Кривошлепа, но Мельник покачал головой: лошади прихворнули еще до того, как фургон коротышек оказался на постоялом дворе.
В живых остался один Чахоточный Чох, на котором наш гном ехал от самого Текно. Его, видимо, не приняли в расчет, или у осла нашлось достаточно соображения, чтобы не съесть политую ядовитым зельем траву.
Монго испытал приступ паники, я – тоже, но не подал вида. Не подавать вида, что все плохо, когда оно плохо – одна из обязанностей лидера. Ну и конечно – я всегда знаю куда идти, даже если отряд уперся носом в тупик.
На сей раз дверцей в тупике оказался почтовый фургон коротышек. "Конфискация имущества ввиду острой необходимости", так я это назвал. Они не пожелали расстаться с ним по-хорошему, они брыкались и орали, пока мы вышвыривали на землю ящики и почтовые торбы. Когда Кривошлеп чуть не отхватил Скареди палец, мы связали шмакодявок, а после отборной порции ругани на самых высоких нотах – заткнули им рты. Эльфы щедро отсыпали им золота, но гнев карликов было не унять. Их оскорбили и ограбили при исполнении, практически – обесчестили, пихнули мордой в пыль. Уж теперь они позаботятся, чтобы о варварах Джарси разнеслась поганая молва. Ну и, разумеется, я до самого конца света буду отрешен от услуг хараштийской Посыльной Гильдии.
– Прости, Кривошлеп, но обстоятельства вынуждают, – покаянно сказал я.
Он попытался сожрать меня взглядом.
– Едем к Ближнему перевалу! – объявил я на случай, если коротышки, вздумав отомстить, донесут на нас в Синдикат.
Мы собирались в спешке, бросая в фургон вещи, подвязывая тюки к бортам и заднику. У эльфов на удивление оказалось немного вещей – всего-то по две седельные торбы. Сами седла я отговорил брать с собой – лишний вес ни к чему, а хорошими скакунами нам не разжиться до самой Сэлиджии, фрайторской столицы, будь она неладна.
Мельник, посвященный в тайну письма, одарил нас матрасами и едой, и, лично от себя – бутылкой красного и воровским хитрым поясом, куда можно прятать всякие мелкие бытовые штуковины вроде выкидного ножа и бритвы.
– Кажись, и мне пора рвать когти, – сказал он, более чем довольный количеством эльфийского золота в карманах. – Пересижу в одном месте до лучших времен. Раз Империя сцапала Харашту, торговли в ближайшее время не жди, да еще эти карлики… – Он хитровато прищурился. – Кстати, раз пошла такая пьянка – седла-то я забираю. Твои, э… Не против?
Ушастые не были против.
Выезжая за ворота "Полнолуния", я вспомнил, что забыл прихватить гнома.
Досадно. Досадно, что вспомнил, я имею в виду.
Проклятый килт.
Заря разошлась на полнеба. Фургон волочился по пустынному тракту, путь отмеряли покосившиеся мильные столбы. Гном ехал где-то позади. Надеюсь, он исправно поглядывал за спину. Ночью и в сумерках преследователей заметить легче: если их много – а их много – они обязательно зажгут несколько фонарей.
Но тракт в обе стороны был пустынен. Ни тебе торговых караванов, ни гонцов. Со времени блокады долина Харашты погрузилась в летаргию.
Я ловил ртом порывы легкого холодного ветра, оцепенев в полудреме, и отчаянно пытался не уснуть. Фургон миновал несколько деревень с засеянными полями и мост через реку Грокс. Будка мытаря пустовала. Да, худы дела у Синдиката. Вернее, теперь его дела – собственность Империи. Вот ведь как бывает.
Когда сумерки уступили место дню, я велел напарнику уничтожить следы поворота колес и, съехав с тракта, надежно затерял фургон в лесистых холмах. Выбрал поляну попросторнее, распряг коньков, стреножил и отправил пастись. Нашел и обозначил место для костра под деревьями. Дым рассеется в листьях, с дороги нас не заметят.
Здесь кругом были обжитые места без лесных нечистей, троллей, бродячих упырей и банд гоблинов-побирушников. Да, и без драконов, хе-хе.
Предательски заурчал желудок. Спокойно, друг, терпи. Перед завтраком я немного вздремну. Давно, понимаешь ли, не спал на природе под пение птичек.
Я приподнял полог и крикнул внутрь фургона:
– Приехали, братцы! Еще не Дольмир, но уже и не Харашта! С вас – сбор дров, костер и завтрак!
Надо сразу озвучить свою позицию. А то ведь некоторые наниматели склонны воображать, что покупают себе няньку на все руки. Но я не намерен вытирать им сопли в буквальном смысле и блюсти речевой этикет.
Они выбирались из тесного фургона, охая и ахая, выдыхая облачка пара, только перворожденные легко соскочили на траву и почему-то сразу уставились на небо. Затем переглянулись, что-то сказали друг другу. Я кивнул доброй фее. Она сдержанно кивнула в ответ, поправляя курточку охотничьего костюма. Лицо у нее было бледное и замкнутое, волосы убраны назад. Заостренные ушки тоже выглядели сурово. Аллин тир аммен временно отправился погулять.
Монго выпал из фургона последним, с оханьем распрямился, потер мятое лицо с рыжими бровями:
– Река?
– Где-то там, в пятидесяти ярдах, – я указал пальцем. Близость воды я безошибочно определял своим инстинктом варвара. – Потом сообрази кулеш на всех. Поройся в тюках снаружи, Мельник набросал нам круп и овощей. Мясо накрошишь мелко, когда закипит. Перца чуть, соли тоже немного – готовим на всех, помни об этом. Олник тебе в помощь.
У него отвисла челюсть. Дворянин, черт, как же я забыл. Воинская доблесть да фанаберия – вот и все их умения. Ну, и еще портить крестьянок они мастера.