Он шмыгнул в кусты, Крессинда ломанулась за ним. Я чуть не крикнул им вслед: "Если получится мальчик, назовите моим именем!"
Милые бранятся, только чешутся. Тьфу ты, тешатся. Правда, мы остались без горячего.
Ладно, перекусим всухомятку. Имоен нарезала хлеб и колбасу, купленную в деревушке, разложила на тарелках вместе с редиской и солеными огурцами. Я решил устроиться рядом с Виджи, но потерпел неудачу, ибо меж нами вклинился Квинтариминиэль. Тьфу на него. Прихватив тарелку, я перешел на другую сторону костра.
За едой я коротко рассказал о том, что случилось с нашими недругами. Потом ввел в курс дела относительно своего плана. Во мне играла кровожадность, и я слишком поздно поймал взгляд эльфийки. Гритт, снова эти огромные серые глаза, затопленные сочувствием ко всему живому, включая мышей и тараканов, снова эти опущенные углы губ!
– Это… подло! – Добрая фея обожгла меня взглядом, и вся вытянулась, напряглась как струна. – Вы… вы ударите в спину! Столько крови… Эти люди, они… Вы обрежете их жизни их же руками, не дав им последнего шанса на исправление!
Великая Торба!
Я чуть не взвыл. Некоторые реакции Виджи, прибывшей из другого мира, по-прежнему выводили меня из себя несколько больше, чем мне бы того хотелось (скажу прямо – мне вообще не хотелось, чтобы Виджи выводила меня из себя). И добро, если бы речь шла о хороших людях!
Веру в то, что закоренелый преступник способен измениться, и что ему в обязательном порядке нужно предоставлять еще один, самый распоследний шанс, могут исповедовать только дураки и эльфы. Эльфов я прощаю, дураков – никогда. Они не способны понять, что сформировавшийся человек редко меняется в лучшую сторону. А что касается бывалых преступников – то с ними все ясно изначально. Можно ли приучить тигра есть овощи? Наверное, да. Он будет трескать их до тех пор, пока ему на зуб не попадется сам дрессировщик.
Я дал себе зарок когда-нибудь навестить Витриум, чтобы понять, как эльфы с их неумеренной тягой к абстрактному милосердию и справедливости протянули так долго, сохранив суверенитет. Хотя не исключено, что я зря сужу обо всех эльфах по Виджи. Может, в утконосой эльфийке говорят идеалы молодости. Молодость, она всегда импульсивна и возвышенна, а женская молодость – она импульсивна и возвышенна вдвойне. Сколько же ей в действительности лет?
Хотя, с другой стороны, напомнил я себе, Виджи прибыла из страны, где, по слухам, вообще нет преступлений. Эльфы – они другие. Нет, не чуждые нам, людям. Просто другие. (Заметьте, я не веду здесь речь про чащобных эльфов, да покарают их Атрей, Гритт и прочие боги!)
Ну ладно. Я встал, бросил остатки пищи в костер и отчеканил, глядя эльфийке в глаза:
– Вы наняли меня, чтобы я привел вас к Оракулу, добрая фея. Привел, а не дотащил ваш труп. И вы дали клятву во всем меня слушаться. Но пусть вы даже расторгнете клятву, я все равно буду делать то, что считаю нужным для вашего блага. Потому что я, – для большей наглядности я ткнул себя пальцем в грудь, – я дал слово привести вас к Оракулу в целости и сохранности. Если я решу, что лучше вас связать и сунуть вам в рот кляп – я так и поступлю. Если я решу, что мне нужно стянуть с вас вот эти щегольские милые брючки и выпороть – я и это устрою. Для вашего блага.
Ее уши в момент налились багрянцем, она вскинулась, подхватив меч, и я понял, что сейчас в семье будет горе, и мама запросто прирежет папу – но в этот момент принц положил ей руку на плечо и так сдавил, что пальцы побелели. Он что-то быстро произнес на эльфийском. Виджи качнула головой (о, эти пышные золотистые волосы!). Потом резко встала, перешагнула бревно и забралась в фургон. Я облегченно вздохнул.
Принц холодно прищурил взгляд. И вдруг одобрительно хмыкнул.
– Бог-ужасный, это феерично, моя плешь! – загадочно изрек он. Видимо, вспышки доброй феи и его достали.
Он отвернулся и исчез за пологом фургона. В ночи зудела мошкара.
Надеюсь, он ее уймет. Э-э, просто успокоит. Гритт, мне не давал покоя вопрос, живут ли они вместе. Еще на вилле Бренка я обнаружил, что спят они в разных постелях, и до сего дня я не видел между ними явных признаков близости, но кто разберет этих эльфов? Может, супружеский акт происходит у них раз в двести лет, и обязательно на фамильном древе, скажем, головами вниз, зацепившись ногами за ветки, и вдобавок сквозь дырку в сотканной из паутинок простыне. А может, они вообще асексуальны. Эльфы, в конце концов, живут вечно, а за вечность и секс может приесться до чертиков.
От этой мысли меня едва не кинуло в холодный пот.
А Имоен уже готовила лук и стрелы. Она не видела ничего дурного в моем замысле. Умная девочка.
– Где карты? – деловито спросила она.
– Сейчас.
Я порылся в хитром поясе Мельника и выудил крапленую колоду Джабара. Пиковая масть – знак Гильдии Убийц Харашты. Вместе с Имоен мы примотали пиковую шестерку к стреле чуть ниже оперения. Шестерка – как дополнительное оскорбление. Мол, вот как низко мы вас ценим.
– Стрелять в глаз, шею или под лопатку? – Девушка была серьезна.
– Куда угодишь.
Она усмехнулась:
– Я угожу куда скажете.
Я ей поверил.
– Главное, чтобы стрела с картой нанесла смертельную рану. Прихлопни его сразу, чтобы он не успел позвать на помощь. Но давай-ка приготовим еще одну стрелу с картой, на всякий случай.
– Не нужно. Я не промахиваюсь.
Имоен сверкнула белоснежными зубками. Она была рада показать себя в деле. Я не заметил в ней страха – сплошная деловитая собранность. И жесткость умелого бойца, готового убивать.
– Хорошо.
Я извлек два метательных ножа, что остались у меня от братцев Гхашш. Закрутил восьмерку и девятку пик вокруг плоских, с широким овальным вырезом рукояток. Лист вощеной бумаги вряд ли нарушит баланс. Но, опасения ради, я швырнул один из ножей в бревно, и попал точнехонько туда, куда целился.
Монго озадаченно воззрился на меня:
– Не понимаю. А гшаан? Разве он не полетит докладывать Фрею?
Я осклабился в скверной улыбке (я редко позволяю себе такие примочки, но на сей раз ситуация оправдывала) и поскреб между лопаток:
– Этот гшаан – просто безмозглая тварь. Ее дело – беглецов выслеживать. А мы помчимся в сторону Фрея на всех парусах. Берусь утверждать – демон останется там же, где и был; с его точки зрения, мы никуда не убегаем. – Я показал на звездное небо с ярким диском луны, которую отчасти заслоняла неподвижная тень. – У него там пост, с которого он видит всю долину как на ладони. Но даже если я ошибся и он полетит к Фрею, то найдет его в забытьи. – Я рывком извлек нож. – Наш демоновод пал жертвой собственной злобы, а мы получили маленький шанс на спасение. Надеюсь, у тебя-то нет возражений против нравственной стороны нашего дела?
Монго не возражал.
– Очень хорошо. Тогда смени на посту сэра Скареди. И обрадуй, что сегодня мы без горячего.
Он ушел. Я хотел задать тот же вопрос Скареди, но со стороны ручья затрещали кусты, и к нам, пошатываясь, выбрел Олник. Волосы взъерошены, на щеке темнеет царапина, будто след от ногтя, рубаха нараспашку, за ухом пристроен стебелек травы. В руках мой напарник задумчиво нес молот Крессинды.
– Убил? – спросил я участливо. – Экий ты безобразник.
Гном бросил на меня совершенно пустой взгляд и, вздыхая, присел возле опрокинутого котелка. Чуть сбоку от того места, где он вышел, из-под веток черемухи показалась Крессинда. Она была преисполнена меланхоличной задумчивости. Пройдя мимо нас, она неуклюже забралась в фургон. Мы с Имоен переглянулись. Надо же, и молот не отобрала!
– Олник, – позвал я, – запахнись, а то продует!
Он не ответил, поглаживая свое безбородое лицо. Кажется, в углу его глаза блеснула тоскливая слезинка. Так, похоже, ребенок, названный в мою честь, отменяется. Гритт, мне только сентиментального страдальца в отряде не хватало!