Никогда не жуйте зеленый чай, особенно натощак, если не хотите помереть, вот что я вам скажу.
О том, что за нами не едет гном, сообщил Скареди. Крессинда промолчала. Я хмыкнул и сказал, чтоб не переживали. Гном, де, проводит важную рекогносцировку, ставит опасные ловушки, и скоро нас нагонит. Так оно и вышло – когда тусклые световые пятна Таргалы изрядно подросли, Олник поравнялся со мной и молча поехал рядом, чихая с промежутками в пять минут.
Отщепенец, яханный фонарь!
Таргала приближалась. Внутри была таверна с теплыми постелями, пиво, эль, жареный на вертеле баран, и много других приятностей, включая свежих коней. Но я не собирался там останавливаться. Если местные заметят в фургоне эльфов – им будет наплевать на то, чащобные они или цивилизованные. Их разорвут на части. Кроме того, менять коней – не такое простое занятие, особенно ночью. Поиск, осмотр и покупка займут не меньше полутора-двух часов, а этого времени у нас не было. В общем, я решил проехать Таргалу как можно быстрее, попутно подложив Фрею еще одну свинью. Не слишком крупную, всего лишь подсвинка.
Когда до городка оставалось минут десять пути, я остановился у обочины и спрыгнул на землю.
– Олник!
Он подъехал на своем мышастом скакуне.
– Вариант "Зеленое яблочко"!
Напарник оживился:
– Много крови?
– Достаточно. Ты поедешь впереди, чтобы разбудить спящих. Подготовишь их к нашему приезду.
– Яблочко? – сунулся мне под руку Альбо.
– Еще одна хитрость, – пояснил я и выгнал всех из фургона. Затем вспорол его бока в нескольких местах, чтобы парусина обвисла лохмами. Ничего, потом можно зашить.
– Что вы задумали, Фатик? – спросила Виджи голосом, в котором звенели ледышки.
– Минуту…
Я снял рубаху, и лица моих подчиненных вытянулись. Имоен прикрыла пухлые губки ладошкой, Альбо прошептал "Свят, свят!", а Скареди отвернулся так резко, будто одним взглядом мог набрать себе грехов лет на десять вперед.
Великая Торба, я все время забываю про татуировку с нагой девицей верхом на пивном бочонке. Ну, молодость, молодость, было, было! Что уж тут. Тем более, грудь у меня волосатая, и девицу не так уж и четко видно. Во всяком случае, самые пикантные места почти закрыты, да и не противоречит моя татуировка этическому кодексу Джарси.
– Знак моего клана, – внаглую соврал я, тыча себя в грудь. – Великая и благородная богиня Мегарон-Шулер-Афер. Ее накалывают только самым выдающимся членам клана Мегарон.
По глазам Виджи я понял, что она знает о моем обмане. Ну да, я же сам еще в первый день признался ей в сумасбродствах молодости.
Прости, фея…
Я обмотал левый локоть куском парусины, затем взял один из клинков Гхашш и чиркнул по мизинцу. Удивительно, сколько крови может натечь из слегка надрезанного пальца на левой руке. Наверное, столько же, сколько из правой. Я окропил тряпку, затем растер кровь по лицу и груди. Раздались недоуменные восклицания. Я пока не стал пояснять.
Олник занимался тем же самым. Содрав рубаху так, что она свисала с его штанов и килта, будто отрепья, он старательно вымазался собственной кровью. Я вытребовал у Имоен стрелу, получил ее и тут же отломил острие. Лесная нимфа вскрикнула.
– Нужно для дела, – отрезал я, сооружая на голове напарника окровавленный тюрбан. В складки ткани я всадил обломок стрелы оперением вверх. Теперь гном был готов к выступлению. Окровавленный, раненный почти смертельно… О да!
На нас с Олником смотрели так, будто мы помешались. Один эльфийский принц, кажется, уже сообразил, к чему мы клоним.
Из веток и ткани мы смастерили три факела, обмакнув их в масло для смазки колес. Вдобавок я зажег два дорожных фонаря карликов, подвесив их на крюки, приделанные к передней дуге фургона.
Я окинул взглядом дело своих рук. Отлично… авансцена ярко освещена, можно запускать актера.
– Скареди, снимайте рубаху и кирасу. Вы станете на заднике фургона. Откинете полог так, чтобы вас было видно, возьмете в руки факел, будете им размахивать и орать.
– Орать? – удивился старый рыцарь. – А что мне орать?
– "Налет! Налет! Налет! Все на защиту Таргалы! Разбойники наступают! За ними чащобные эльфы! Они сговорились! Насилие и убийство! На рассвете они будут здесь! Все пропало! Все пропало!"
Он несколько секунд пытался осмыслить мои слова.
– Это дикие такие, которые эти…
У Виджи окаменело лицо. Прости, добрая фея, но – увы. Чащобники – позор эльфийского рода.
– Да, это те самые, которые дикие.
Скареди еще подумал.
– А они идут за Фреем?
– Нет. Но на Таргалу они совершали набеги, это факт.
Он сдвинул густые брови:
– Через это я, получается так, солгу честным горожанам, так или не так?
– Так.
– А горожане все честные? Они обманом завлекутся на защиту своего города?
Гритт…
Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Ночной ветер холодил грудь, а на запах свежей крови прибывали все новые стаи летучих и зудящих упырей.
– Это дело благое. Не будет драки, Фрея встретят закрытые ворота, он поговорит с горожанами и все прояснит. Может, они слегка – самый чуток – шмальнут в него из самострелов, и все! Единственный выход на перевал – он лежит за городом, за его воротами. И чем дольше горожане продержат Фрея под стенами, тем лучше для нас.
Ясное дело, что именно на драку я и рассчитывал.
Скареди подумал, затем выпрямился и трескуче заявил:
– Но я же стану через это брехунцом!
Я чуть не огрел его по лбу.
– Ложь будет во спасение!
Он молча покачал головой:
– Я не брешу честным людям.
Людям! Еще один святой с принципами!
Я заподозрил, что сейчас и эльфы что-нибудь такое сморозят, но у них хватило ума промолчать. Виджи демонстративно стала боком ко мне, но острое ухо было начеку.
Внезапно вмешался Альбо:
– Я сделаю это во спасение Фаленора! А затем искуплю свой грех постом и молитвой!
Светлая голова! Правда, насчет поста, мне сдается, он лукавил. С таким-то брюхом…
– Хорошо. Монго, Имоен, Крессинда – вы будете смотреть в прорехи, сделайте лица поплаксивей. Гритт… Монго, представь, что ты сочиняешь элегию. Грустней, еще грустней. Бытие бессмысленно и бренно, а все женщины… – в этот миг я перехватил вопросительный взгляд Имоен и поправился: – И ни одна женщина тебя не любит!
Вид моего напарника со стрелой в башке крайне впечатлил привратников. После недолгих расспросов (гном, размахивая факелом, как в бреду, повторял: "Эльфы! Чащобные эльфы наступают! А с ними отряд разбойников! Кто-нибудь, вытащите это у меня из головы! Позовите папочку! Ничего не вижу, где все, почему темно? Позовите папочку!") они широко распахнули ворота, и мы оказались в городе, оставив за спиной ветхие каменные стены. Перворожденные лежали, плотно укрытые спальниками. Я правил лошадьми, привстав на козлах. В левой руке у меня был зажженный факел, и я размахивал им, стуча зубами от холода.
Наш сарай на колесах поехал вверх по булыжной мостовой между сонными домами. Гном пришпорил осла и унесся вперед, теперь уже вопя, будто ему прижгли пятки. Его ор будил горожан, готовя их к нашему выступлению, так что, когда мы достигли середины Таргалы, из окон гроздьями высовывались головы, а на мостовой уже скопилось порядочно народу.
Я кричал, размахивал факелом и стонал. Альбо вторил мне с задника повозки, гудя, как набатный колокол:
– Эльфы! Чащобные эльфы наступают! А перед ними – банда людей-разбойников! Режут всех! Грабят, убивают, насилуют! Все на защиту города во славу Атрея!
Так мы проехали весь город, и, когда перед нами распахнулись ворота, ведущие на Дальний Перевал, в Таргале зазвучал настоящий набат.
Отлично. Мы почти покинули Долину Харашты. Оставался последний рывок.