— И что же? — глухо спросил Меркулов.
— Что сказано. В понедельник утром. У тебя в кабинете.
— Ладно, — вздохнул Меркулов. — Пусть так. Все понимаю. Аффект, реактивное состояние. Надеюсь, к понедельнику остынешь.
— Ис-клю-че-но!..
— Тогда хоть приезжайте с Грязновым. Вместе поговорим.
Меркулов, не прощаясь, оборвал связь — пошли частые короткие гудки. Ну и к лучшему. Рвать так рвать. Рубить так рубить.
Турецкий, нахмурившись, отключил сотовый телефон и, передав Грязнову просьбу Меркулова, задал с первой минуты мучивший вопрос:
— Слушай... Слава... Если наш друг Никита теперь на воле, он же... Ускользнет угорь... Вряд ли он будет сидеть и ждать, когда Меркулов снова выпишет ему ордерок. Уж насиделся...
— Не ускачет... — убежденно сказал Грязнов. — Мои его только что за ручку не ведут. Я и сейчас, между прочим, с ними на связи...
— И где он в данный момент?
— Со всей своей камарильей колесит по городу, не иначе ностальгия взыграла, как-никак год почти Москву не видел...
— Ой, смотри, Слава, — с сомнением покачал головой Турецкий. — Упорхнет — не воротим.
— Сказано — не волнуйся. Я к нему таких мальчиков приставил...
— Не хвались, идучи на рать...
На том и распрощались. Турецкий отключил трубку, налил еще полстакана жгучей густо-оранжевой влаги, посмотрел на свет и... добавил граммов пятьдесят.
Как там у старика Шекспира:
Уйти. Заснуть. И видеть сны...
Побледневшая, испуганная Ирина заглянула на кухню. Из-за нее высунулась головка Нинки с прикушенной губой и расширившимися, потемневшими глазами. И вдруг, увидев его лицо, дочь, бедный, поздний его ребенок, бросилась к нему, обхватила, уткнулась головой в колени, и слезы брызнули из ее глаз.
— Папочка, война? Война, да? Не уезжай, папочка, не уезжай!
Турецкий встретил взгляд жены. Так постояли минуту, неотрывно глядя в глаза друг другу.
— Да-да, — пробормотал он наконец. — Война... Ну конечно война...
— Ты не уедешь, па? Скажи, не уедешь?
— Ну конечно не уеду, — усмехнулся Турецкий. — Ну куда я могу от тебя уехать, сама подумай?
— Никогда-никогда?
— Ну конечно, — еще горше усмехнулся он. — Никогда-никогда...
7
Поступившее известие об оправдании и об освобождении из-под стражи в зале суда главного заказчика убийства банкира Грозмани — биржевого воротилы с манерами уголовника Горланова — произвело на начальника МУРа генерал-майора милиции Вячеслава Ивановича Грязнова не меньшее впечатление, чем на его друга Турецкого.
А когда Меркулов сообщил еще и о скоропостижной смерти судьи Корчагина, Грязное ощутил какую-то волчью тоску и, чтобы забыться, постарался с головой уйти в привычную оперативную работу. А работы в этот пятничный вечер, как всегда, хватало. Но «вольноотпущенника» Никиту Горланова Грязнов взял на личный контроль, зная, что упустить этого жука нельзя никак, ни под каким видом.
Разумеется, люди с Петровки были начеку — и на самом процессе, и поблизости от зала суда. И когда окруженный прилипалами и прихлебателями лысый шестидесятилетний Горланов вальяжно выплыл из здания суда и спокойно двинулся к черному бронированному джипу «Джимми» — огромной американской машине с трехсотсильным мотором, сотрудники МУРа, которые отслеживали каждый шаг вдруг обретшего свободу узника, не упустили момента выезда его кортежа с Каланчевки на площадь трех вокзалов и припустились вслед за ним в сторону Красносельской.
На почтительном расстоянии за «Джимми» и несколькими машинами «эскорта», открыто ведя наружное наблюдение, двигались три машины с муровцами, которые постоянно менялись и держали связь с самим Грязновым, ответственным дежурным по ГУВД Москвы и дежурными оперативных управлений внутренних дел, в зону ответственности которых въезжал этот странный автокараван.
Горланов оставался в сфере внимания МУРа, так как, несмотря на оправдательный приговор суда, оперативные службы по-прежнему считали его преступником и вели в отношении него оперативную работу. У Грязнова и его сотрудников, занимавшихся этим делом, не было и тени сомнения в виновности их «подопечного». Горланов, будучи человеком сообразительным, осознавал, что при повторном рассмотрении дела он может быть изобличен в особо опасном преступлении. Грязнов понимал, что в один прекрасный момент Горланов может запросто «исчезнуть». А затевать повторно лыко-мочало с поисками и розысками, снова переворошить всю планету и ставить своих людей под стволы горлановской охраны Грязнову не слишком светило.