- Какие люди! - весело крикнул начальник прессы и тут же бросил своему спутнику - Вот видишь, Петрович, еще один москвич пожаловал, будто своих кадров не хватает.
Видимо приняв все за чистую монету, очкарик серьезно кивнул. Продолжая беседу, они направились к автомобильной стоянке. Оказавшись в холле, Павел снова ощутил, что в сходстве двух зданий есть что-то противоестественное. Даже огромные настенные часы, также как и в московском особняке, были сломаны и показывали без пяти двенадцать. Добравшись до своего кабинета, Павел уже плохо представлял, где находится. Казалось, распахни окно и вместо одноэтажного верхнегрязевского ландшафта снова увидишь купола замоскворецких церквушек. А в какой-то момент даже возникло нехорошее ощущение, что дом вот-вот снова сорвется с места и понесется куда-то в страшную серую пустоту.
Победить страх, как всегда помог конвертик с недельной получкой. Он лежал в обычном месте на клавиатуре компьютера. Заглянув внутрь, Павел был приятно удивлен. Благородно-зеленые купюры заменяли теперь пухлые пачки отечественной валюты. Выкинув из головы все посторонние мысли, он приступил к изучению новых инструкций, которые заботливый невидимка аккуратно разложил на столе.
Вечером Павел зашел устроиться в гостиничное крыло здания и спустился в бар. Уютный подвальчик, как и ожидалось, был точной копией московского собрата. Взяв полюбившееся фирменное рагу с грибным соусом и традиционный "Мартини", Павел отправился на поиски свободного места. Он уже хотел присесть рядом с высокой брюнеткой, скучавшей в обществе бокала пива, но его весьма бесцеремонно остановили. Увидев, кто требовал его внимания, Павел сразу понял что влип. Альберт Епифанович Примас по всем признаком сидел здесь давно и основательно. Водочный графинчик уже почти исчерпал свое пузатое чрево, и глаза начальника прессы приобрели нездоровый блеск. Для полного счастья, судя по всему, не хватало только собеседника. Осознав, что жертвой придется быть именно ему, Павел обречено опустился на свободный стул.
- Ну как, освоился на новом месте? - поинтересовался Альберт Епифанович.
- Да вроде нормально - пожав плечами, ответил Павел.
- Вроде нормально! - передразнил Примас- Вашему брату все нормально. Выросло, блин, племя молодое. Все по хрену! Главное, чтоб бабки платили, и лучше в зеленых.
- А у вас Альберт Епифанович, что, принципы?- попытался съязвить Павел, но Примас пропустив мимо ушей его выпад.
- Деловые все, продвинутые! Собрали неудачников, амбициями по самую жопу накачали, а они и рады. Воспарили над электоратом, властители дум народных, имиджмейкеры, блин, хреновы...
- А вы ,Альберт Епифанович, увольтесь, если уж вам здесь так не нравится! - посоветовал Павел. В ответ на это Примас смерил собеседника долгим и, как показалось, искренне удивленным взглядом:
- Да вы тут все и правда придурки! Думаешь, отсюда так просто уходят?! Ты что, так до конца и не понял, куда вляпался!
Скорчив торжественно загадочную мину, Альберт Епифанович оглядел зал. Казалось, он видит сейчас нечто недоступное простому человеческому взгляду.
- Допился, чертей скоро гонять начнет! - поморщившись, подумал Павел. В это время мимо столика, покачивая затянутыми в джинсы бедрами, прошла операторша из команды телевизионщиков и монолог Примаса плавно перетек в другое русло. Выслушав ряд откровений о достоинствах противоположного пола, Павел поспешил расправиться с содержимым тарелки и распрощаться.
"Понтярщик ты, Альберт Епифанович, трепло пьяное ... не будет никто нас здесь насильно удерживать," - думал он, мысленно продолжая дискуссию. Но на душе все равно было как-то неуютно. В гостиничном крыле, несмотря на внешний лоск, витал неистребимый дух казенщины, и ему вдруг нестерпимо захотелось обратно домой. В соседнем номере шумно справляли новоселье. Сквозь гром музыки, чередуясь с пьяным мужским басом, прорывался женский смех. Когда Павел открывал свою дверь, за стеной громко хлопнула пробка и одна из дам взвизгнула, видимо спасая наряд от струи шампанского.
"Веселятся!" - с завистью подумал Павел и почувствовал себя совершенно одиноким и несчастным. Рука сама собой потянулась к мобильнику. Номер, который он набрал, давно был вычеркнут из записной книжки, но не из памяти. Услышав длинные гудки, он рухнул на аккуратно застеленную гостиничную койку и, затаив дыхание, ждал. И вот, на другом конце линии, неожиданно громко, прозвучал знакомый голос:
- Я вас слушаю, говорите!
Тут же Павел представил, как Светка стоит у телефонного столика перед зеркалом, машинально поправляя прическу.
" Еще с родителями живет. Значит, пока ничего не изменилось."
- Говорите, слушаю вас- прозвучало уже тише и Павел вдруг испугался , что Светка сейчас поймет кто звонил. Нажав отбой, он еще долго лежал с зажатым в руке телефоном. Слушая, как за стеной продолжается праздник, думал: - что так и остался мальчишкой, которому хочется, чтобы его приласкали и пожалели. Что это, наверное, стыдно, но он не может ничего с собой поделать.
Следующее утро выдалось солнечным и морозным. Проснувшись, Павел почувствовал неожиданный прилив бодрости. В девять ноль-ноль гладко выбритый и благоухающий дорогим одеколоном, он уже знакомился с целой командой помощников и помощниц. Эти молодые верхнегрязевцы были хорошо вышколены и походили на улыбчивую команду продавцов из Мак-Дональдса. В обязанности их входило распространение анкет и опросных листков. Получив сбивчивые инструкции нового начальника и толстые еще пахнущие типографской краской пачки, они разошлись по городу. Проводив новых помощников, а Павел спустился в бар, где чашка крепкого кофе окончательно прогнала остатки вчерашней меланхолии.
Через пару дней появились первые результаты опросов, и Павел вдруг ощутил вкус к работе. За сухими колонками цифр и изгибами компьютерных диаграмм угадывалось невспаханное электоратное поле. И эту целину предстояло обработать, засеять и собрать жатву любви народной. Пока вяло выраженные симпатии верхнегрязевцев привычно делись между коммунистами и главой действующей администрации Виктором Ивановичем Сапоговым. Этот в меру упитанный крепыш еще с советских времен подвизался на ниве городского хозяйства. Правда, несмотря на накопленный управленческий опыт, все его успехи ограничивались узкой сферой личного благополучия. Чем хуже шли дела в городе, тем более упитанным и солидным становился градоначальник. Злые языки судачили, что Витька Сапог завел себе особняк в элитном подмосковном поселке, где, втайне от супруги и избирателей, прогуливает уворованные из городской казны деньги. Тем не менее, чуть ли не половина верхнегрязевцев заявляла, что если придут на выборы, то голосовать будут за Сапогова. Приблизительно так обстояли дела и у коммунистов. Между их кандидатом и Сапоговым должна была развернуться основная борьба, наиболее же вероятным итогом выборов ожидалась банальная неявка избирателей.