Он прекрасно понял, чему она улыбнулась. Концерн редко брал тексты для песен Тайры со стороны, а потом заказывал бы для них музыку. Все песни писала сама же Луис. У неё был, как говорили критики, неповторимый стиль, который угадывался с первых строк и звуков. Но, чтобы писать песни, нужны впечатления. А закрытая от мира девушка писать вдохновенно не могла. Да и о чём? Тайра придумала для охраны Луис то, что удобно для неё. Но не подумала о другой стороне используемого человека.
— Мы решили сменить тебе телохранителя, — спокойно сказал куратор. — Новый не будет вмешиваться в твои личные дела… — На секунды он осёкся от её странной улыбки. Дошло. Личные дела… Какие могут быть личные дела у человека, который сидит взаперти? Но упрямо продолжил: — Это будет человек, вместе с которым ты будешь сидеть перед виртом в космосети, чтобы мы не волновались за твои попытки сбежать или связаться с кем-то. Это будет человек, с которым ты будешь общаться. Вы сможете разговаривать о том, что увидели, послушали. Будете играть с ним в компьютерные игры и гулять по зимнему саду…
— Простите, — перебила его Луис, дрожа от зарождающегося внутри истерического смеха. — А вы сами понимаете, что вы мне предлагаете? Я, по-вашему, что? Самка, которая нуждается в самце?
— Луис, ты воспринимаешь всё слишком грубо.
— Нет, я просто называю вещи своими именами. И я не понимаю вообще: зачем мне нужен охранник, если здесь, в этом доме, такие сильные охранные системы? Я же реально смотрю на вещи: мне их не пройти! Так что оставьте свои предложения…
— Как насчёт компаньонки? — спросил куратор.
— Делайте, что хотите, — тихо сказала Луис. — А сейчас… А сейчас можно в сад?
— Иди.
Биргера уже убрали, так что Луис схватила гитару, которую ей купили взамен оставленной на Кэссии, быстро проскочила свои апартаменты, никем не задержанная, и добежала до лифта подняться к Ливею. Вцепившийся в её волосы, чтобы не свалиться, Прести обрадованно шипел, сообразив, куда мчится хозяйка: ему тоже было тяжело сидеть на одном и том же месте.
— Пришла? — недовольно спросил Ливей, выглядывая из-за длинной колонны вьющихся трав и цветов.
— Ливей! Я теперь буду одна сюда ходить! Биргера уволили!
— Приятные новости приятно слышать, — церемонно поклонился садовник девушке.
А Луис уселась на скамеечку в миниатюрном скверике среди кустов и, сама сияя от радости, сказала:
— Ты не представляешь, как я рада тебя видеть! Хочешь послушать мою новую песню? Я сегодня вечером её закончила. Она не для Тайры, а моя. Просто так. Посвящаю её твоим белым орхидеям!
— Благодарю, — снова поклонился Ливей, с удовольствием присаживаясь на скамеечку напротив и складывая руки на коленях в знак полного внимания.
Оба знали, что прослушивающая аппаратура и камеры записывают всё, что происходит в зимнем саду, но уже видимое отсутствие одного человека давало впечатление полной свободы. Ливею, конечно, легче. Он мог перемещаться из дома Тайры к себе домой. С него просто взяли подписку о неразглашении коммерческой тайны.
Дракончик съехал с коленей девушки под звон гитары и поспешил насладиться ползаньем среди зелени, пока они здесь.
— Как ты, любимый, живёшь без меня? Как бы мне весть от тебя получить? Белыми хлопьями лягут снега. В них напишу я простые слова…
Луис пела тихонько, уставившись в пространство, а видела только Дэниела. Что он? Как он? Успела ли его спасти та загадочная помощь, на которую он так рассчитывал?
Она не видела самой раны, прятавшейся под курткой, но помнила то страшное кровавое пятно на его груди, настолько большое, что она решила — он уже умер. За что хотел убить его Ядро-Убийца? Неужели он пришёл к Дэниелу разбираться с ним? Почему Дэниел оказался дома в то время, когда должен был дежурить в баре? Столько вопросов, и ей никогда не узнать на них ответов… Она закончила песенку и задумалась.
… Ливей посмотрел на склонённую над гитарой голову девушки. Она вызывала у него впечатление пойманной птицы. Пока ещё поёт в своей клетке. Но только песни с каждым разом всё тоскливей. Он слышал последние песни Тайры. Возможно, он пристрастен, потому что знает о настоящем положении дел. Но ему казалось, в этих песнях уже чувствуется какое-то натужное чувство. Искусственное. Не такое искреннее, как в тех, что Луис иногда поёт ему — и не в надежде на похвалу, а чтобы просто поделиться. А иногда ему казалось, она поёт ему, чтобы ответить своим искусством на его. Отблагодарить по-своему. Но эти песни и в самом деле другие. Для себя. И садовнику мерещилось, что ещё несколько песен для Тайры — и слушатели отчётливо услышат в них самую настоящую фальшь.