— А твой сосед кем вдове приходится?
— Просто знакомый. А может, и любовь у них, не спрашивал.
— Ты порекомендовал сыщика?
— Сказал, что убийствами занимается прокуратура.
— Правильно! Зачем тебе еще в это дерьмо влезать, сам говоришь: темная история. Впрочем, как хочешь, — она зевнула. — Твои служебные дела меня не касаются.
— А что тебя касается?
— Наши отношения вне служебных сфер. И только.
— Ну, а девушки? — улыбнулся Олег.
— А девушки — потом. И давай спать.
— Давай, — Олег приподнялся на постели и безрадостно поискал глазами стул, на который Гела обычно выкладывала для него второе одеяло.
Стул оказался на месте, но одеяла на нем не было.
— Хватит нам одного, — сказала Гела.
Олег обернулся, поглядел удивленно:
— Не расслышал, что ты такое пробормотала…
Гела хохотнула:
— Не придуривайся, гаси свет и ложись рядышком!
— Что, втроем будем спать? — спросил Олег.
— Кир больше не придет, — сказала Гела.
16. Брянцев
— Сережа, ты?
— Не знаю: с утра не смотрелся в зеркало, — ответил красивый певучий баритон. — Может, подменили за это время.
— Филипп на проводе. Можешь теперь звать меня Филом.
— Привет, Фил! Кто тебя так обозначил?
— Не телефонный разговор.
— Ну, приходи через… полтора часа, у меня тут кой-какие срочные дела.
Через полтора часа с минутами Филипп вошел в кабинет Сергея Алексеевича Брянцева, старшего следователя по особо важным делам областной прокуратуры, младшего советника юстиции и своего давнего приятеля. Им не раз приходилось сотрудничать при раскрытии довольно запутанных дел. Да вот и совсем недавно занимались делом двухлетней давности, от которого последовательно открестились две следственно-оперативных группы, а Брянцев взялся только потому, что когда-то, еще в студенческие годы, был влюблен в потерпевшую, которая тоже училась тогда в юридическом институте, он на четвертом, она — на втором курсе. Потом она долгое время работала нотариусом, вышла замуж за предпринимателя, прожила с ним три года и однажды ее обнаружили в ванне с водой и с явными признаками удушения. Муж в это время находился в длительной командировке, у всех, кого можно было заподозрить в убийстве, безупречное алиби, а из квартиры ничего не было похищено. Поначалу Брянцев и сам не очень-то верил в успех — так, по крайней мере, казалось Филиппу. Мало удовольствия заново отрабатывать уже отработанные версии. Куда интереснее раскрывать преступления по горячим следам. Но Брянцев упрямо твердил: «Меня замучит совесть, если Юлина душа не найдет упокоения». Это походило на сдвиг по фазе, и члены третьей по счету следственно-оперативной группы многозначительно переглядывались, слыша от «важняка» такие аргументы в пользу продолжения зашедшего в тупик расследования.
Переглядывались до тех пор, пока не было установлено, что у мужа потерпевшей была сожительница в том городе, где он в момент убийства отбывал командировку, и она в то время находилась на четвертом месяце беременности. Оказалось, что алиби мужа потерпевшей подтверждали брат и дядя сожительницы. В конце концов было неопровержимо доказано, что муж в ночь убийства Юлии побывал-таки в своей екатеринбургской квартире.
На тех, кто встречался с Брянцевым впервые, он производил впечатление записного балагура и поначалу даже раздражал словно бы нарочитой игрой певучего бархатистого баритона. Тем более, что и во внешности его было что-то несерьезное, мало вяжущееся с понятием «старший следователь по особо важным делам»: худосочный брюнет в аккуратном пиджачке и тщательно отутюженных брюках, на узком лице — черные щегольские усы, на чутком прямом носу — очки в тонкой золоченой оправе. А вот за стеклами очков… За стеклами очков загадочно мерцали темно-зеленые, в коричневую крапинку, просматривающие тебя насквозь проницательные и слегка ироничные глаза.
Прихлебывая из большой кружки кофе, Брянцев терпеливо выслушал опера и подвел итог:.
— Значит, одна пуля застряла в стене, другая ушла в окно. Предполагаешь, что Орлинков был убит первым выстрелом и именно той пулей, которая попала в стену?
Филипп кивнул:
— Пока, разумеется, только предполагаю. Стреляли с такого близкого расстояния, что промазать было трудно. Тем более, что Орлинков спокойно сидел в кресле и не смотрел на убийцу.
— Но если Орлинков был убит с первого выстрела и если инсценировалось самоубийство, зачем убийце понадобилось стрелять второй раз?