— Другие, другие будут, я и говорю. Лучше тех.
Как-то Валентин спросил:
— Паш, а ты блоху подковать сумел бы?
Иконников воткнул в него маленькие острые глазки, осуждающе поморгал и спросил:
— А на кой хрен? Я вон медикам инструмент один делаю — нигде в мире такого нет. Для операций на головном мозге. Ты понял?
Коньки Иконников сделал. Анютка, по его словам, была на седьмом небе, прыжки получались что надо, но превзошла ли она свою соперницу «Катьку», этого Валентин уже не узнал: вскоре Иконников, собравшись в одночасье, даже не попрощавшись с соседом, выбыл из общежития в неизвестном направлении.
«Ника» размещалась в полутораэтажном кирпичном здании с высоким, выходившим на улицу крыльцом, которым, судя по нетронутому снегу на его ступенях, давно никто не пользовался. Все следы — и людей, и машин — вели во двор, забранный со стороны улицы высокой металлической оградой с воротами и калиткой. Во дворе, по крайней мере на видимой его части, не было ни души.
Калитка оказалась запертой. Валентин поискал глазами кнопку звонка и, не найдя, хотел постучать по железной обшивке кулаком, но в этот момент из-за дальнего угла здания вышел высокий парень в черном полушубке. Приблизившись с той стороны к калитке, он уставился на Валентина тусклыми серыми глазами.
— По какому делу?
— По личному, — сказал Валентин. — У вас тут Иконников работает? Пал Степаныч. Надо повидаться.
— Договаривались? — лицо парня оставалось непроницаемым.
— Нет. Скажи ему: Валька, мол, Карташов из Торска.
Парень извлек из кармана телефончик, раскрыл, набрал короткий номер и кому-то сказал:
— Павла Степаныча какой-то Валька спрашивает. Говорит — из Торска… — Получив ответ, сказал неожиданно доброжелательным тоном:
— Ты это… Подходи сюда к пяти часам, ладно?
В пять часов ворота были широко раскрыты, и на выезде со двора стоял сверкающий светло-серый «Мерседес» с темными стеклами, а возле него трое амбалов, среди которых был и тот, уже знакомый. Он приветливо махнул Валентину рукой, приглашая в свою компанию. Но в этот момент все амбалы вдруг зашевелились, один обежал вокруг машины, открыл заднюю дверцу и застыл неподвижно.
К Валентину быстрой семенящей походкой приближался радушно улыбающийся бородач в длинной, до пят, коричневой дубленке и шапке из какого-то длинноворсового серебристого меха. Протянул руку, и тотчас пальцы Валентина оказались словно в стальных клещах.
— Я уж думал, что ты и знаться со мной не хочешь! — проговорил он насмешливо, приблизив свои глаза-буравчики в красных обводах к глазам Валентина и затем кивком указал на машину: — Усаживайся, поедем водку пить. — Утренний знакомец Валентина услужливо захлопнув за ними дверцу, уселся на переднее сиденье, другой амбал занял место за рулем, а третий остался во дворе.
По дороге Валентин спросил Иконникова про Анютку: оправдались ли надежды на коньки, которые тот ей сделал.
— Хорошо пошла, — кивнул тот, не поворачивая головы. — Настроилась в чемпионате Европы кататься, — и примолк.
— И что? — не дождавшись продолжения, спросил Валентин.
— Какая-то сволочь во время отборочных сперла у нее коньки, те самые, — не сразу, после долгой паузы ответил Иконников. — Шестое место заняла. И все, сломалась. Ушла совсем из спорта.
— И что теперь делает? — спросил Валентин.
Ответить Иконников не успел — «Мерседес» остановился у подъезда большого, выкрашенного в горчичный цвет дома.
В прихожей их встретила миловидная блондинка лет двадцати трех — двадцати пяти, в пушистой розовой кофточке и узких коротких брючках. Валентин решил, что это и есть Анютка собственной персоной (видеть ее прежде ему не приходилось), но Иконников сразу внес ясность:
— Наташа, моя жена, — и шутливо предупредил: — Не вздумай приударить, а то на всю жизнь останешься холостым.
При этом Наташа, покраснев, бросила на мужа укоризненный взгляд.
— Водка, закусь на столе? — спросил у нее Иконников.
— Проходите, все готово, — сказала она.
Квартира была шикарная, начиная с просторной, облицованной деревом прихожей. А в комнате, куда они прошли, две стороны занимала высокая, под потолок, «стенка» черного матового дерева с таким же матово-черным навесом в половину потолка. Напротив «стенки» стоял кожаный диван, а перед диваном — низкий длинный черный стол, заставленный тарелками и вазочками со всевозможной «закусью»: солеными огурчиками, красной и черной икрой, балыком, бужениной, твердокопченой колбасой… А в бутылках — водка «Абсолют».