К черту! Надо снять напряжение и побыстрее уснуть. Утро вечера мудренее. Все будет хорошо. Расслабиться и ни о чем больше не думать. Дышать ровно и спокойно. Ровно и спокойно. Ровно и спокойно…
Однако еще какое-то время он продолжая мусолить в голове события минувшего дня и уже в полудреме подумалось: а может, не случайно его поселили в одной комнате с милицейским работником? Вполне возможно, что Олег отслеживает каждый его шаг и сообщает кому следует. Тем, кто убил Андрея…
Потом он уснул и будто бы проснулся среди ночи. Сквозь белые занавески в комнату просачивался голубоватый свет луны, и в этом слабом призрачном свете Валентин разглядел неподалеку от своей кровати раскладушку, на которой кто-то спал, завернувшись до макушки в одеяло. За этой раскладушкой стояла еще одна. И еще… Вся комната была тесно уставлена раскладушками, на которых спали какие-то люди, вздыхая и постанывая во сне, посвистывая носом и храпя. Повизгивали пружинки-растяжки, когда кто-нибудь переворачивался с боку на бок.
Недоумевая, сердясь и чувствуя в груди неприятный холодок безотчетного страха, Валентин стал пробираться к двери. Это было непросто, так как раскладушки стояли впритирку и приходилось ступать прямо по спящим людям, путаясь ногами в одеялах и балансируя руками, чтобы не потерять равновесия.
Он только хотел потянуть на себя дверь, как она сама распахнулась. На пороге, загораживая проход, возникла молодая жена Иконникова Наташа, закутанная в белую простыню как в тогу. Валентин хотел спросить, что все это значит, но Наташа приложила палец к губам: «Тс-с!.. Пашка…» При этом глаза озорно и зловеще сверкнули. Махнув рукой в сторону окна и гортанно выкрикнув какое-то слово не по-русски, она побежала по спящим, а простыня плескалась и щелкала у нее за спиной, как плащ мчащегося во весь опор всадника.
Валентин в ужасе выскочил в распахнутую дверь и очутился в небольшой комнате, где тускло, как в подвале, горела под самым потолком затканная паутиной лампочка, вдоль стены стоял обшарпанный клеенчатый диван с круглыми откидными валиками, а в углу — стол, заставленный грязными алюминиевыми мисками, пустыми бутылками и гранеными стаканами.
Окно в комнате было раскрыто настежь, и за ним на фоне бархатно черного неба метались какие-то отсветы. Валентин перегнулся через подоконник и увидел стоящие вразброс легковые машины, в промежутках между которыми были раскинуты палатки и горели костры. Сидевшие у костров люди пели задавленными голосами тягучую, жалостливую песню.
А у стены соседнего дома, в палисаднике на клумбе с засохшими цветами, лежала раскинув руки какая-то женщина с обнаженной грудью, до пояса укрытая ватным одеялом. Каким-то непонятным образом Валентин оказался возле этой женщины и теперь, вглядываясь в ее лицо, с горестным удивлением, находил в ней сходство с Изольдой. Она была старше Изольды и не так красива, но у него почему-то не было сомнения в том, что это именно Изольда. Дотронувшись рукой до ее голого, твердого и холодного как лед плеча, он понял, что она мертва, и дико, страшно закричал, но не услышал своего голоса, только спазмы сдавили горло да так, что стало невозможно дышать…
Утром, он позвонил по номеру, который дал ему для связи Филипп. В трубке послышался знакомый голос опера.
— Мишка, когда в баню пойдем? — спросил Валентин. Это был пароль.
— В восемь, — ответил Филипп.
— Ладно, только не опаздывай, — сказал Валентин.
Встретились на многолюдной улице Малышева. Зашли в подвальчик с баром, неподалеку от памятника.
Опер выслушал рассказ Валентина без каких бы то ни было комментариев. Лишь поинтересовался, не предлагал ли Иконников ему работу в «Нике».
— Даже не заикался, — сказал Валентин.
— И с жильем не обещал помочь?
Валентин криво усмехнулся:
— Ограничился советами.
— Какими?
— Да на Иде посоветовал жениться. Откуда ему известно, что мы с ней давно знаем друг друга?
— Действительно, загадка, — усмехнулся Филипп. — Мало, что ли, сплетен ходило по заводу про вас с Орлинковой? Сам будто не слыхал?
— Ида что-то такое говорила… — вспомнил Валентин. — Да, еще следователь Кожухов намекал.
— Вот видишь, сколько людей про ваши сердечные тайны знают! — подытожил Филипп. — Могло и до ушей Иконникова дойти. Вот только… Впрочем, ладно, ступай, я расплачусь за пиво. Если что-то случится непредвиденное — дай знать.