27. «Ника». Интерьер
В свою мастерскую Иконников их не пустил:
— Там у меня черт ногу сломит, некуда и присесть.
Брянцев с Лазутиным люди вежливые, наглеть не стали. Прошли вслед за хозяином в светлую, чистую комнату, где были и стол, и стулья, и мягкие кресла.
— Располагайтесь, кому где нравится, — сам Иконников сел на стул в простенке между забранными кованой решеткой окнами. — Чему обязан, если не секрет?
— Не секрет, — пропел-проговорил Брянцев, раскладывая на столе бумаги. — Расследуется дело об убийстве директора «Ориона» Андрея Никитича Орлинкова… — и сделал приглашающий жест: — Подсаживайтесь поближе, Павел Степаныч! Удобнее будет разговаривать, — затем повернулся к Филиппу, который расположился в кресле у стены. — Протокольчик попишешь?.
— Все-таки — убийство? — огорчился Иконников, придвигаясь к столу вместе со стулом, однако и на этот раз устроился спиной к окнам таким образом, чтобы на лицо не падал свет. — А то говорили — сам застрелился.
— Да нет, застрелили его, — со вздохом произнес Брянцев, с интересом всматриваясь в бородатое лицо «уникума». — Застрелили…
— Вон как… — Иконников не отводил глаз в сторону, однако смотрел как бы сквозь следователя. — Мы тут как в лесу живем, ничего не знаем… И кто ж такой нашелся? Креста на нем, верно, не было.
— Вы ведь хорошо знали Андрея Никитича? — спросил Брянцев.
— Как не знал, — кивнул Иконников. — Считайте, что он меня и открыл для людей. Вся номенклатура, которая сейчас «Орионом» выпускается, через мои руки прошла. Опытные образцы вон за той дверью делались. Этими вот руками. А инженеры уж потом техническую документацию готовили и на поток мои поделки ставили. Опять же со мной консультировались. Андрей Никитич велел им, инженерам, слушаться меня и правильно делал. Он, можно сказать, один понимал, что все технические решения выходят отсюда, — Иконников постучал пальцем по лбу, — уже в готовом виде и в соавторах не нуждаются, принимайте как оно есть и внедряйте в производство.
— Как платил за труды?
— Прилично. Восемь штук в месяц. Ну, после вычетов шесть с хвостиком выходило.
— А с новым директором отношения сложились?
— С Выриным? Так он не технарь — хозяйственник. Я с главным инженером больше общаюсь. Ничего мужик, со всем уважением ко мне. Скоро я им еще один проект выдам. Какой — не скажу, пока держу в секрете…
— Козлов у вас тоже, кажется, не технарь? — как бы между прочим спросил Брянцев.
— Нет, не технарь.
— Интересно, как же он стал начальником цеха? Мне говорили, что там устанавливается самое современное оборудование. Почему — Козлов?
Иконников хехекнул в бороду:
— Вы это у меня спрашиваете?
— С вами, значит, не советуются?
— А мне это надо?
— Но вы должны быть заинтересованы…
— Я делаю свою работу. Мой интерес в том, чтобы сделать ее хорошо. А как они дальше распорядятся — о том пускай у них голова болит. Я сижу в своей скорлупе…
— У кого — у них?
— Да у нынешнего начальства.
— Ходят разговоры, будто дела на заводе идут не так хорошо.
— Может быть.
— При Орлинкове лучше шли?
— Вы уж меня извините, но я, видно, чего-то недопонимаю.
— А именно?
— Я вам только что говорил, как у нас хорошо с Андреем Никитичем сложилось, и на` тебе: «когда было лучше». Да озолоти меня Вырин — для меня Андрей Никитич останется все равно как родным человеком, и никто его мне теперь не заменит.
— Кому-то Орлинков мешал. У вас на этот счет нет соображений?
Иконников захватил бороду в горсть и взглянул на следователя исподлобья сторожким взглядом.
— Мне он не мог мешать, а за других не скажу. Да ведь я до сих пор и не думал об этом, считал, что Андрей Никитич сам застрелился. За это, не скрою, осуждал: из-за какой-то сикалки, будь она проклята…
— Не так просто все было, — сказал Брянцев.
Иконников пытливо всмотрелся ему в глаза:
— И вы что, уже на кого-то глаз положили?
— Мы намерены найти убийцу. Но много времени упущено, такие дела надо раскрывать по горячим следам.
— Но хоть есть надежда?
Брянцев улыбнулся:
— Надежда умирает последней, — и круто переменил тему: — Вы на заводе давно?
— Шестой год.
— Раньше где работали?
Иконников сказал.
— Кто-то из родных там остался?
— Я ж детдомовский, никого у меня нету.