Брянцев понятливо покивал.
— Кстати, когда вы в тот вечер ходили по магазинам, вам случайно не встретился кто-либо из знакомых?
— Я уж не помню. Кажется, нет. А это так важно?
— Да, очень важно.
Ида горько усмехнулась:
— Я никак опять в числе подозреваемых? Ваш коллега Кожухов уже пытался стращать и меня, и Валентина… Карташова.
— Ираида Леонидовна, да разве я вас стращаю? — воскликнул Брянцев, картинно всплескивая руками. — Ни единым словом!
— …Кожухов даже обозвал нас сожителями.
— Но ведь это не так?
Ида тяжело вздохнула:
— К сожалению. Мы просто были хорошими друзьями. Валя меня поддержал в самую трудную минуту, и я ему всю жизнь буду за это благодарна.
— Вы ему доверяете?
— Как себе! Я ему даже код от своей квартиры дала.
— А это зачем?
— Ну, мало ли что может случиться. Я теперь одна и всего боюсь.
— Вы сказали, что были с Карташовым друзьями. А теперь?
— У него… временное помутнение рассудка. Ужасно переживаю за него…
— В чем выражается это помутнение?
Лицо у Иды отвердело, сделалось непроницаемым.
— Больше ничего не могу сказать, — обронила она, почти не шевеля губами.
Брянцев подождал, пока лицо ее снова не ожило.
— Ираида Леонидовна…
— Подозреваемая Орлинкова, — поправила его Ида и махнула рукой: — Валяйте, выдвигайте свои обвинения! Я вас не боюсь.
— Да никто не собирается вас ни в чем обвинять! — успокоил ее Брянцев.
— Однако же вас интересует мое алиби!
— Меня интересует алиби всех, кто имеет какое-то отношение к случившемуся. Чистая формальность.
— Но когда вы убедитесь в том, что у меня нет алиби… — пробормотала Ида, натягивая на лицо улыбку.
— Я уже убедился в этом, — сказал Брянцев.
— И что за этим последует?
— Вы внимательно прочитаете и, если не будет у вас возражений, подпишете вот этот протокол. После чего мы с вами мирно расстанемся.
— Надолго?
Брянцев развел руками:
— Как получится. Возможно, в иных случаях довольно будет и телефонного разговора.
Ида улыбнулась с заметным облегчением:
— Звоните почаще! Буду рада.
29. Милые бранятся…
Олег проснулся в шестом часу вечера — после суточного дежурства положен дневной отдых.
Сосед по комнате еще не приходил с работы. Олег спустился на вахту и оттуда позвонил Геле:
— Как у нас сегодня?
— Только подумала о тебе! Приходи часика через полтора! — с необычной теплотой отозвалась Гела и, чуть помедлив, добавила громким заговорщицким шепотом: — Обяза-тель-но! Ты понял?
— Так точно! — возликовал было Олег, но, встретив понимающий ревнивый взгляд вахтерши, которая, он чувствовал, была к нему неравнодушна, завершил разговор с Гелой нейтральным «пока».
— …Мне надо с тобой посоветоваться, — сказала Гела, когда они лежали на кровати, отдыхая после первых бурных соитий.
— Насчет чего? — спросил Олег.
Гела прижалась щекой к его плечу.
— Прямо не знаю, стоит ли начинать разговор, дело щекотливое, а мне этот человек никто. Просто его жена работает вместе со мной, ее стол напротив, и сегодня битых полдня у нее глаза были на мокром месте. Представляешь, каково было мне сидеть и смотреть на нее! Вообще-то мы с Галкой в хороших отношениях, она такая, знаешь, безобидная милашка, и мне ее дико жаль…
— А что случилось?
Гела, сузив глаза, испытующе посмотрела на Олега:
— Ее муж работал с Орлинковым, и его подозревают.
— В чем?
— В убийстве!
— Да ну? — удивился Олег. — Значит, прокуратура все-таки раскрутила это дело?
— Будто не знаешь!
— Честно, нет! И что, Галкиного мужа арестовали?
— До этого, слава Богу, еще не дошло. Но…
— Значит, взяли подписку?
— Возможно, я точно не знаю. Дело не в этом…
— Если подозревают в убийстве, то подписка о невыезде — это как минимум, — сказал Олег.
— Может, и взяли, я не знаю. А ты не знаешь, что они там раскрутили?
— Я с этим делом никак не связан, — сказал Олег.
— Ну да, конечно, — Гела крепче прижалась к нему.