Ее подруга жила в соседнем корпусе, на четвертом этаже.
— Услышите, как откроется дверь, и можете уходить, — сказала женщина, когда они вошли в темный подъезд. — Ой, как только люди тут ходят и не боятся!
— Может, и боятся, а лампочки не ввинчивают, — усмехнулся Валентин.
После того, как шаги ее затихли, больше никаких звуков сверху не доносилось. Подождав минуты три, Валентин собрался уже выйти из подъезда, как вдруг услышал сбегающие по лестнице шаги.
— Нету где-то Надьки, — огорченно сообщила женщина. — Ну что за подружка у меня! Ведь сама зазвала, я нисколько не напрашивалась! Вчера говорит: ну приходи, мой во вторую — посидим, хоть наговоримся досыта. А я в общаге живу, так что меня не надо долго уговаривать, хоть каждый день готова по гостям ходить, а Нинка еще и готовит классно, и графинчик уж непременно выставит. Люблю ее, толстомясую, а она вон как сегодня… Вы, извините, тоже кого-то ждете? Я смотрю, вокруг дома обошли, на окна поглядели…
— Приятель должен был еще утром из командировки вернуться, да что-то нет его, — соврал Валентин.
— Видать, он вам позарез нужен, раз вы толчетесь тут.
— Да, позарез.
— Может, вот-вот подъедет. Подождите.
Валентин промолчал.
— Я бы тогда тоже подождала Нинку, а то одной боязно тут торчать, — сказала женщина.
Валентин подумал, что сам Бог, видно, послал ему эту «тетечку»: глядишь, за разговором и время быстро пройдет.
— Давайте, немного подождем, — сказал он.
Прогулялись пару раз взад-вперед по дорожке вдоль дома и, не сговариваясь, направились дворами в сторону Посадской улицы. Когда проходили мимо дома Орлинковых, площадка перед которым освещалась лампами дневного света, Валентин смог рассмотреть свою спутницу. На вид ей было лет двадцать восемь. Серое драповое пальто с небольшим черным воротничком туго обтягивало ее рослую фигуру. Серая круглая меховая шапка. Рыжие, до плеч, прямые волосы. Ничем не примечательное лицо.
Мимоходом глянул на окна квартиры Орлинковых. Свет горел только в спальне, в которую Валентин так ни разу и не зашел, но видел через отворенную дверь стоящие рядом широкие кровати с овальными резными спинками. Вспомнился пронзительный прощальный взгляд Иды. Никак не мог он представить себя ее вторым мужем в ее большой квартире. В ее большой спальне с двумя кроватями. И себя — на кровати Андрея….
«Почему Изольда-то не возвращается? Сегодня уже одиннадцатый день. Не случилось ли чего?..»
— …у меня день рождения, так? А ты мне подарил хоть один-разъединственный цветочек?..
— А? Что?..
Его спутница стыдливо примолкла.
— У вас день рождения? — спросил Валентин.
— Я болтаю, а вы меня и не слушаете! — обиделась она.
— Как вас зовут?
— Ларисой.
Валентин назвал себя, и Лариса опять принялась что-то ему рассказывать, а он все думал об Изольде.
Вскоре они очутились на Посадской улице, прошли ее до конца и по Ясной вернулись на улицу Шаумяна. Валентин с тяжелым сердцем поглядел на темные Изольдины окна, Лариса еще раз безрезультатно в соседнем доме поднялась на четвертый этаж.
— Еще кружок сделаем? — предложила она. — Доскажу, как я замуж выходила.
В общежитие было рано возвращаться.
— Конечно, досказывай, — и отключился
— … или женатый?
— Что?.. — Валентин огляделся, они шли вверх по Ясной, в сторону улицы Бардина. Слева, за проезжей частью, темнели сосны, за их стволами просматривались железные гаражи, еще дальше, за гаражами, стояли трехэтажные кирпичные особняки, а справа, за железной оградой, раскинулась территория медгородка.
— Я спрашиваю: ты холостой или женатый?
— Женатый, конечно.
— И дети есть?
— Четверо.
Лариса круто остановилась:
— Погляди-ка на меня! А глаза-то лживые-лживые! — Взяла за руку, потянула к уличному фонарю и стала рассматривать его ладонь. — Вообще не вижу у тебя тут никакой семейной линии!
Валентин рассмеялся:
— А что ты видишь?
— Одни душевные страдания и разлуку. Познакомился ты с ней недавно, и уже все кончилось: то ли она тебе изменила, то ли куда-то насовсем уехала. Вот же она, твоя любовь, была и сплыла, — Лариса черкнула ногтем в том месте, где обрывалась линия.
— Врешь ты все! — Валентин сердито отдернул руку. — Пошли обратно.
— Она красивая? — нагнав его, спросила Лариса.
Валентин не ответил, и Лариса больше ни о чем его не спрашивала. Немного погодя она опять принялась что-то рассказывать, но Валентин, обуреваемый мрачными предчувствиями, опять не слушал ее.