Он улыбается, а когда я делаю шаг к нему, скрывается за дверью.
Я подбегаю к двери, выскакиваю в коридор, гляжу вправо, влево – никого. Тупо смотрю вдаль коридора: выглядит так, словно по нему никто никогда не ходил. Не пустой, а крайне опустошенный коридор.
Возвращаюсь в кабинет.
– Потрудитесь объяснить, почему вы прервали упражнение?
Я не тружусь объяснять. Вспоминаю, как парень трогал мою руку. По спине пробегают мурашки. Вспоминаю, что в руке у меня зажата конфета, и только тогда ощущаю ее – шелестящий, колкий по краям фантик, а внутри, согретая моим теплом, уже тает шоколадная глазурь, я чувствую.
– Наденьте повязку и вернитесь в игру, пожалуйста.
– Извините, – я кладу черную повязку на учительский стол и выхожу за дверь.
Когда, запершись в кабинке туалета, дрожащими пальцами я разворачиваю конфету, меня не покидает уверенность, что сейчас я увижу…
Хочется закрыть глаза и не видеть. Хочется тупо улыбаться и расхаживать кругами, бессмысленно искать чьи-нибудь руки – хочется чего угодно, только не видеть то, что я наконец вижу, развернув обертку полностью и вывалив подтаявшую конфету в мусорное ведро.
«Кости брошены,
Разбиты зеркала.
Навсегда исчезнет кто-то:
Ты иль я?»
Переждал оставшиеся до конца пары десять минут в тамбуре туалета и зашел в кабинет со звонком. Гена уже топтался вблизи учительского стола и краснел лицом, очевидно, собираясь задать Анне Ивановне вопрос. Наверное, что-нибудь про игру, в которую играли.
Я решил подождать Гену в дверях, понадеялся, что Анна Ивановна не заметит меня, но напрасно. Она остановила на мне взгляд своих светлых глаз и подозвала кивком. Пришлось подойти.
– У вас все в порядке?
– Да.
– Почему покинули класс?
– Личная причина.
– Зайдите ко мне на днях. В двадцать второй кабинет.
Я кивнул, хотя не собирался заходить.
Вместе с Геной мы вышли за дверь, он так и не задал свой вопрос психологу.
– Так что? – спросил он, когда мы уже шли по улице. Припустил мокрый февральский снег, и под ногами зачавкала грязно-белая каша.
– Что?
– Ты идешь ко мне?
– Пошли, – согласился я. Гена улыбнулся и зашагал бодрее.
В кармане завибрировало, но я не стал даже доставать телефон. Знал, что Даша. Хочет встретиться, наверное. Или поговорить. После психологии я к ней даже не подошел.
– Я разгадал твою загадку, – сказал Гена.
– Что?
– Ну, ту, где «тот упал, а я остался».
– Тот разбился, а не упал.
– Ну разбился, разницы-то. Это ветер.
– Ветер?
– Сам подумай: они прыгнули со скалы вдвоем. Один из них разбился, с другим все в порядке. Это значит, что он может летать. Логично же?
– Наверное, – я запахнул воротник плотнее, чтобы снежинки не мочили мне шею.
– Это ветер, точно тебе говорю. Если ветер прыгает со скалы, он не разбивается.
– Так можно про многое сказать: про птицу, про бумажный самолет, да и мало ли что еще.
Гена надулся.
– Ну и ладно. Я хоть как-то разгадал, в отличие от тебя.
Достал фантик из кармана и протянул Гене:
– Молодец. Вот тебе новая загадка.
Гена взял фантик и стал читать. Даже замедлил шаг, настолько его это увлекло.
– Кости брошены – это про игральные кости?
– Не знаю.
– А зеркала разбиты – это к несчастью.
– Да, наверное.
Мне хотелось поскорее оказаться в помещении. Снег залеплял щеки, таял и тек, как слезы.
– Навсегда исчезнет – это смерть?
– Не знаю, – я вспомнил про папу. Он тоже исчез. Только непонятно, навсегда ли. Хотя… понятно же. – Да. Смерть.
– Мрачная загадка. Надо угадать, кто исчезнет, что ли?
– Не знаю я, – начал нервничать, то ли от снега, от которого приходилось постоянно щуриться и отирать щеки, то ли от этих загадок. Не хотел думать о загадках. Не хотел думать о парне, который дал мне конфету. Совершенно ясно, что это его дурацкие шутки. Но зачем? Мы даже не знакомы.
– «Ты иль я».
– Знаю.
– Что знаешь? Я прочитал последнюю строку: «Ты иль я».
– А звучит, как… – я не договорил. Забрал у него фантик и прочел загадку еще раз.
«Навсегда исчезнет кто-то. Ты, Илья?» Черт. Это уже похоже на угрозу. Только при чем здесь «кости брошены» и «разбиты зеркала»?
– А может, ответ и есть «смерть»? – гадал Гена. – «Кости брошены» – это про судьбу. Фатализм такой: кости брошены, ничего уже не изменить. «Зеркала разбиты» – про несчастье. А «исчезнет кто-то» – явный намек на смерть, ты не находишь? А в конце неопределенность: пока непонятно, кто именно умрет: ты иль я. Фу, жуть.
«Ты, Илья?»
Я тряхнул головой. Не позволю какому-то незнакомцу выбить меня из колеи. Зачем ему всё это? Кто он?