– Он позвонил мне.
– Что? Когда?
– Сегодня.
– Покажи, – мама выхватила у меня телефон.
– Сломан.
– Как же так?.. Илюша, тебе нужен новый телефон… – жалко пробормотала мама.
Новый телефон? Серьезно? Я сказал ей, что папа звонил мне! Папа, который пропал девять лет назад. А она про новый телефон. Как в плохом анекдоте.
– Мама, он звонил мне.
– Может, это ошибка? Бывает, что высвечивается не то имя…
– Мама! Ошибка?! А что если он жив?!
– Я просто не хочу, чтобы ты понадеялся, а потом…
– А я хочу, чтобы он был жив! – мой голос сорвался, я замолк. Хорошо, что свет не включен. У меня свело челюсть, а по щеке пробежала слеза. Не помню, когда я плакал в последний раз. Хотя нет, помню. Мне было восемь. Я исчез в зеркальном лабиринте.
Мама положила руку мне на плечо – не сжала, а просто положила, словно боялась, что я вскачу, убегу или еще что-нибудь выкину, если она надавит на меня еще хоть чуть-чуть, пусть даже весом своей руки.
Так мы просидели с полчаса. Или дольше. Я сжимал телефон, пытался сосредоточиться на единственной мысли – починить его и посмотреть, кто звонил. Вдруг показалось? Отгонял другие мысли. О том, например, что папа может быть жив. Не хотел больше верить. Поверю только когда увижу его. Не надпись «Непринятый вызов: Папа», не дурацкие загадки в конфетах. Его самого.
Заговорщически щелкнул замок: вернулась Вика. Мама услышала, но не поднялась, осталась со мной. Мы сидели бок о бок и молчали, а Вика, наверное, радовалась, что удалось избежать скандала из-за позднего возвращения. Подумала, мы уже спим.
– Вчера что-то сочинил. Покажу Юрию Васильевичу, вдруг одобрит.
Я кивнул. Ночью почти не спал и теперь туго соображал. Мама уложила меня, как маленького, и еще долго сидела на краешке кровати, пока я не уснул.
– Знаешь, как сочинял? Просто наигрывал на инструменте, пока не понравилась мелодия. Тоже так попробуй. Тему-то уже надо сдать, Юрий Васильевич говорил. Уже почти все сдали – все, кроме Веры и тебя.
Я кивнул. В висок ударилась острая боль, как будто я приложился об угол стола.
– Как-то ты не очень выглядишь, – заметил Гена.
– Нормально. Не выспался.
– Встречался с Дашей? – заинтересовался Гена.
– Нет.
– Просто ты так поспешно убежал вчера.
– Хотел сочинить тему.
– Сочинил?
– Сломал телефон, – я достал из кармана и показал Гене. – Не знаешь, где можно быстро отремонтировать?
Он взял телефон в руки, покрутил.
– А что с ним не так? Повреждений не заметно.
– В лужу уронил.
– Знаю сервис недалеко от моего дома.
– А поближе?
– Поближе не знаю.
– Ладно.
Мы как раз добрались до кабинета полифонии, навстречу нам открылась дверь и из нее кто-то выскочил и угодил прямо в меня. Девушка ткнулась мне в плечо щекой и ойкнула.
– Извини, – сказал я и увидел, что это Валерия.
– Ничего, это я не смотрю, куда бегу, – она улыбнулась, узнав меня. – Привет. И не забудь про завтра.
– Не забуду, – сказал я и, глядя как она мне улыбается, а потом как она уходит, попытался вспомнить, что именно я должен не забыть про завтра.
– Завтра? – у Гены глаза на лоб полезли. – С Лерой?
– Да тихо ты, – шикнул на него, потому как мы уже зашли в кабинет, а он орет ее имя во всеуслышание.
Мы расположились за своей партой и Гена принялся корчить мне многозначительные рожи и шептать:
– Завтра? Свидание с Лерой?
– Нет. Просто в этом семестре нас поставили вместе по классу ансамбля.
– Это все равно что свидание. Вдвоем, под романтичную музыку. Что играете?
– Рахманинова.
– Вот, всё правильно: вдвоем под романтичную музыку.
– Не мог бы ты помолчать? У тебя громкий шепот, – постарался я осадить Гену. Голова болела уже с двух сторон. Как высижу все пары сегодня? Обернулась Таня с первой парты и заинтересовано глянула на меня. Услышала, значит.
– Про интермедию лучше расскажи, – сердито прошипел я Гене.
– А что про нее рассказывать? Ее показывать надо.
– Вот и сыграешь сейчас, когда Юрий Васильевич придет.
В ту же секунду он вошел в класс, как по заказу.
– Здравствуйте, ребята, – сказал нам. Мы поздоровались в ответ, а Гена действительно поднял руку и попросился сыграть начало своей фуги.
Играл он сбивчиво, а Юрий Васильевич стоял сзади и смотрел через Генино плечо в ноты. Понять что-то из его игры можно было, только обладая очень хорошим воображением. И Юрий Васильевич понял. Когда Гена доиграл, он сказал:
– Хорошо, Геннадий. Сократи интермедию вдвое и будет совсем отлично. В самом начале фуги такая длинная интермедия ни к чему. Вот в разработочном разделе очень даже хорошо будет слушаться большая интермедия.