– Скажите, а можно сразу включить и кое-что посмотреть?
– Тут разбирать надо, просушивать, проверять. Неделька-две. И не факт, что все функции восстановятся.
– А побыстрее можно?
– Побыстрее – подороже.
– Пусть подороже, – согласился я.
– Пять дней.
Когда вышли, Гена предложил зайти к нему, а я вспомнил, что с Дашей договаривались встретиться после пар.
– Вот черт.
– Что? – удивился Гена.
– Прибьет меня теперь. Я же без телефона. Наверняка ждала меня возле консерватории.
– Лера?
О Валерии и вспомнить было неуютно. Поплакался, что у меня отец пропал. До кучи потом еще и сбежал от нее.
– Слушай, Гена, я пойду обратно, к консерватории. Вдруг Даша меня до сих пор ждет.
От этой мысли по спине пробежал мерзкий холодок. Ладно, совру что-нибудь. Можно зайти в консерваторию с другого входа, а выйти через главный, как будто меня преподаватель задержал. Да, так и сделаю.
Обдумывая это, я уже шагал к остановке. Забыл попрощаться с Геной – просто ушел.
Перешагнул через грязный сугроб, чтобы подобраться к двери. В это время суток она должна быть открыта. Я заметил эту особенность за ней полгода назад, но пока не воспользовался. Через нее попадают внутрь подсобные рабочие и техничка, поэтому открыто бывает только ранним утром и около семи часов вечера.
Зашел. В подвальном помещении темно, только в самом его конце поблескивает свет с лестницы. Коридор похож на заброшенную парковку – широкий, длинный и пустой. Раньше здесь занимались студенты хореографического отделения. Одна из стен увешана зеркалами. Несколько разбитых.
«Кости брошены, разбиты зеркала».
– Нет! – произношу я вслух. – В загадке сказано не об этом месте, – утешаю себя, не знаю зачем. Я ведь не боюсь зеркал. И не боюсь дурацких загадок. Надо просто преодолеть коридор и оказаться на лестнице. Потом поднимусь на первый этаж. И выйду через парадную дверь. Встречусь с Дашей.
Сердце разогналось, и я разозлился на сердце. Я не боюсь зеркал, черт побери! Надо пройти, не глядя в них. Отвернуться. Как в какой-то сказке, не помню название. Или нет такой сказки, где герой идет по зеркальному коридору? Или это не сказка?..
Идти на свет в конце… коридора, не тоннеля!
Потеют руки, я тру их о джинсы. Всё так же стою у злосчастной двери, через которую вошел.
Вдруг слышу шаги, гляжу вбок и вижу: это я иду. Не смотреть в зеркала! Но я уже смотрю. На свои торопливые ноги, на испуганные глаза, на лицо. Не мое. Другое лицо. Его. Тот улыбается. На миг лицо пропадает, шагает человек без головы – целый шматок зеркала отколот сверху.
И снова лицо. Без улыбки. Мое лицо.
Бегу к свету. Думаю, что слышу барабаны. Но это не барабаны, это сердце колотится, бьется в голове, в шее, в ушах, даже в глазах. Картинка передо мной пульсирует, как будто кто-то балуется выключателем. Больше не смотрю на зеркала, слышу свои шаги где-то сзади, словно сам себя догоняю.
Меня сейчас вырвет бултыхающимся в горле сердцем.
Несусь по лестнице, перепрыгиваю по несколько ступенек.
«Разбиты зеркала».
Бежать!
Кончается лестница и я останавливаюсь у металлической решетки, запертой на замок. За решеткой лестница продолжается к двери, ведущей на крышу. Упираюсь в черные прутья лбом, пытаюсь отдышаться. От чего убегал? От своего отражения? Руки еще дрожат, но ум постепенно успокаивается. Реденькая челка светлых волос, серо-голубые глаза в темных впадинах недосыпа – это было мое отражение, а не того парня. Парня, который вообще не при чем, он всего лишь студент-новичок. Он не при чем. Повторяю это несколько раз, слышу свой голос и вздрагиваю. Голос скатывается коротким эхом вниз по лестнице. Мне тоже нужно вниз. К Даше. Вижу свои пальцы, сжимающие прутья решетки. Костяшки совсем белые.
Когда оказываюсь у главного входа, вижу охранника. Он сидит ко мне спиной, смотрит телевизор. Его силуэт кажется вырезанным из картона. Выхожу на улицу. Вдалеке у скамейки мнется какой-то мужик, весь в черном, похожий на унылую кляксу, а больше никого нет. Даша ушла, значит. Конечно, не ждать же ей вечно.
Я вернулся в консерваторию, взял у вахтерши ключ от свободного класса. Раз уж я здесь, попробую сочинить тему фуги. Вчера, когда был у Гены, меня посетило озарение – как нужно сочинять. Это было легкое и радостное чувство. Но вчера я ошибся. Моя тема сочиняется не так. Сегодня я видел ее в зеркалах. Сначала у нее было одно лицо, а затем другое. И жуткий провал – разбитое зеркало – между ними. Вот моя тема.
Сел у пианино. Клавиши поблескивали желтым в свете ламп, и я выключил свет. Потрогал клавиши. Облупленные по краям, старенькие клавиши. Нажал самую сложную, самую далекую для меня, непонятную – ре-бемоль. Она звучит так, как по тарелке стучит ложка в столовой детского садике. Я доедаю рыбный суп со смесью радости и тревоги в душе́. Радости, потому что рыбный суп дают на ужин, а после ужина меня заберут отсюда. А тревоги… боялся, что не заберут. Или опоздают. И я буду сидеть в темном помещении, уже одетый. Мне будет жарко, но я не сниму шапку и шарф, потому что побоюсь: тогда останусь здесь навсегда. В окно уже видны будут звезды. Но я-то знаю, звезды радуют, только когда идешь домой.