– Никаких гарантий не могу дать. Вряд ли, конечно. Для сочинения фуги нужно не только уметь играть на фортепиано, но и знать основы полифонии, композицию, гармонию и массу других вещей. Нужно разбираться в фугах других композиторов.
– У меня есть сборник «Прелюдии и фуги Баха», – напоминаю. Тяну сборник за краешек – хочу вытащить его из-под пособия Игоря Васильевича.
– Не стоит. До этого еще очень далеко. Наберитесь терпения, – он скованно улыбается, одними губами. – Лучше найдите на клавиатуре и сыграйте ноту «до». Посмотрим, запомнили ли вы.
Я нажимаю белую клавишу перед двумя черными.
Вечером долго занимаюсь. Играю, как показал Игорь Васильевич: до, ре, ми, фа, соль, ля, си, до. И в обратном порядке. Уже запомнил, где они находятся на клавиатуре, сразу запомнил, еще во время урока.
Открываю сборник «Прелюдии и фуги Баха». Пробую сыграть тему первой фуги. В фортепианных нотах всегда две строчки, одна для левой, другая для правой руки. Мелодия, я знаю, обычно пишется на верхней строчке. Но в фугах бывает, что и на нижней – это я тоже знаю. Получается сыграть мелодию, но она выходит какая-то бесформенная. Я пока не знаю, что означают горизонтальные линии, объединяющие ноты вместе, и что за точки рядом с некоторыми. Я узна́ю это на следующем уроке – так сказал Игорь Васильевич. Он придет снова через два дня.
А пока наигрываю тему фуги, как умею.
– Занимаешься? Звучит красиво, – жена заглядывает в комнату и улыбается мне. – Там Костя пришел. Иди, пообщайся.
– Я… может, я еще поиграю?
– Конечно, – она поспешно кивает. Еще какое-то время смотрит на меня – надеется, что передумаю? – а потом уходит, тихонько затворив дверь.
Играю тему раз за разом, не знаю, правильно ли, никогда не слышал эту фугу в записи, но играю. Мне нравится, как белая клавиша мягко уходит вниз, утопает в звуке и всплывает, утопает и всплывает. Звук едва различим – это мне тоже нравится, я специально нажимаю еле-еле, чтобы только самому слышать.
В который раз проигрывая мелодию, в середине темы различаю тихий щелчок дверного замка – Костя ушел.
Тот самый день. Воскресенье. День, когда ты исчез.
Тебе восемь. Ты видишь зеркала. Они переливаются, как ртуть, они гнутся, они мягкие.
Ты оглядываешься, но меня нет. В руке у тебя билет с красными цифрами – похож на трамвайный. Очередь движется, ты делаешь маленьких два шага, таких, что перед тобой остается место еще для одного небольшого мальчика. Меня все еще нет. Я сказал, что сейчас же вернусь. Тебя в спину подталкивают. Делаешь еще полшага. Впереди – стены зеркального лабиринта. Твое отражение перекатывается в них – от смешного до чудовищного и обратно. Стены уже можно потрогать. И рука билетерши совсем близко. Откуда-то справа пахнет пончиками и горячим маслом.
Слышишь свое имя и оглядываешься. Но меня нет. Слышишь имя снова – оказывается, зовут другого мальчика, постарше. Он толстый и в веснушках. Рядом с тобой кто-то хихикает и закашливается от своего хихиканья. В зеркальной, извивающейся от ветра стене лабиринта ты видишь девочку – это она хихикала. Ее зубы растут, вытягиваются, превращаются почти что в костяной забор.
Костяной забор.
– Костя! – слышишь ты снова. И вдруг понимаешь, что это не твое имя. Почему ты думал, что позвали тебя? Ведь твое имя – другое. Оно…
Хочется плакать. Ты оборачиваешься в третий раз, но меня все еще нет.
Сколько-то минут назад я сказал тебе:
– Смотри: будешь вон за тем парнем. Понял? – и всунул билет в пальцы. Ты сжал его, чтобы не потерять – почти смял. Я еще раз показал на высокого парня: – Вон тот. Тот. Видишь? ТОТ.
И несколько раз проткнул воздух пальцем. Ты кивнул.
– Встань за ним в очередь и стой. Куплю пива и вернусь. Я быстро.
Так я сказал.
Ты снова оглянулся и в этот момент билетерша забрала твой билет – вытянула из влажных пальцев – и оторвала корешок. Она улыбнулась тебе желтыми зубами.
Билетерша легонько подтолкнула тебя ко входу в лабиринт, и тебе вновь захотелось плакать. Отчаянно тянуло вернуться, подождать меня. Но ты знал, что я тогда скажу. Или почти знал. Я, наверное, скажу, что ты струсил. И ты испугался, что я так скажу, даже почти спрошу:
– Струсил?
Свистящее и узкое, как щель между зубами, слово. И разочарование в глазах.
Ты шагнул в лабиринт с тем парнем, за которым я сказал тебе стоять в очереди.
Ты шагнул и увидел в стене лабиринта свое перекошенное лицо. Ты плачешь? Или это зеркало изогнулось? Стал трогать лицо и не мог понять. Взглянул в другое зеркало. Там ты смеялся. Ты поднес руку к губам, чтобы проверить, нащупать. Смотрел в зеркало и не мог нащупать губ.