О, чтобы им, магам-хулиганам, было сейчас дел – по горло! Во́йны с зомби, нашествия колзов, взрывы эликсира в чане – о, пусть что-нибудь, что угодно задержит магов, отвлечет от Надиных дел, не даст им вмешаться!..
– Ткэ-Сэйрос и Малахитовый дворец рады вашему прибытию, Надя-сель! – Архитектор распахивает двери дворца, и юная пара вступает в приемную залу...
Боже мой! Сколько изумрудного света! Сколько лучистых зеркал, дробящих и множащих наши отражения! Сколько простора!
Как причудливы волнистые узоры малахитовых арок, ведущих в сквозные залы, уставленные витыми колоннами!
Мы, внезапно влюбленные, скользим по гладкому полу из блестящего малахита. Грезится: летят под ногами серо-зеленые волны дальних странствий! Мнится: мы бежим по волнам навстречу нашей бессмертной Любви!..
И кто насмехался – так недавно, в ином мире, – кто не раз заливисто смеялся над тем, что в душистых мелодрамах непременно звучит романтическая мелодия в момент первого поцелуя Героя и Героини?!
Не Надя ли?! Не Надя ли, для которой все прежние первые и не первые поцелуи были просто забавой и реалити-шоу?!
А не она ли теперь восторженно дрожит, как мелодия скрипки гения, в объятьях странного принца?! Не для нее ли теперь играют незримые клавесин и флейта, провозглашая торжество безграничного блаженства и подлинного искусства?!
Безмерная любовь дается не каждому. Постижение безмерной любви равно постижению подлинного искусства!
Флейта, струи свою сладкую песню в нетленное Ныне!
Внимай, попаданка Надежда, мелодиям случая или же судьбы!
А ты, возлюбленный архитектор, сотвори еще одно чудо! Не замок и не дворец! Сотвори Час Блаженства – тот неописуемо-волшебный Час, который останется жить в Вечности!..
На берегу зеленого озерца, покойно спящего под златыми звездами во дворе Малахитового дворца, мы, влюбленные, познаем друг друга – внезапно и беззастенчиво!
Спи, озерцо, обрамленное майскими травами! Спи, зеркальце наших мечтаний!
Мы ныне – подлинны, мы ныне – крылаты! Мы ныне – мерцающая грезами вечность!
Нас боготворит искусство любви, а мы – боготворим его!
Спи, чаровной мир Шума Берёзовых Крыльев!
А мы, влюбленные, уснем позже...
XII.
Надя пробудилась на ложе из белого меха неведомого зверя, которому не посчастливилось попасться на глаза удалому охотнику.
Оглаживая белые хвостики, притороченные вместо кисточек к меховому покрывалу, попаданка блаженно жмурилась, припоминая давешнее знакомство. Впрочем, возможно, – нынешнее?
Окна, плотно закрытые ставнями, не пропускали солнечного или лунного света. А таинственный белый свет, струящийся из ближайшей к ложу зеркальной стены, не помогал узнать, где ты – в минувшей сумасшедшей ночи или в новом радужном дне?!
Издалека, сквозь зеленую бархатную портьеру на двери, в спальную доносились приглушенные расстоянием или же деликатностью голоса. Разобрать слова было невозможно. Интонации казались сомнительными – не то тихий вежливый спор, не то робкие моления о пощаде...
Девушка выбралась из мехового уюта постели. Обнаружила свой наряд аккуратно разложенным на ближайшем стуле: нижнее белье – стопочкой на сидении, а платье – на спинке... Вот и туфельки – на полу, уже очищенные от лесного сора!..
Прислушиваясь к отдаленному говору, Надя удостоверилась перед зеркальной стеной, что ни на лице, ни на теле нет следов драки с двойницей, зато на шее и на бедрах есть засосы от поцелуев архитектора. Удовлетворенно вздохнув, Надя посетила туалетный уголок, таящийся за ширмой, вышитой жар-птицами.
Затем красавица облачилась в бело-голубые одежды; а заодно – и в розовые надежды на приятный день. Расчесала черные волосы узким мужским гребешком, найденным на трюмо. Украсила лицо локонами, подвертывая и укладывая их послюнявленными пальчиками.
А уж затем пышущая свежестью попаданка отправилась выяснять: кто беседует в стенах Малахитового дворца и, если не секрет, о чем?..
Тихо миновав две небольшие залы, любопытная замерла подле арки, ведущей в третью. Надя настороженно прислушалась, одновременно досадуя, что на ней – черные, а не голубые туфли.