– О, так ты желаешь подробностей, бесценная правительница?! – внезапно свирепеет принц. – Оставим девочку здесь, и познакомим ее с нашими неурядицами?! Возможно ли, что ты жаждешь подобного унижения, Фай?! Невероятно!
– О, какие мы пылкие! В присутствии потребностей... Потребностей сердца!.. – Дама переходит на скучающе-насмешливые интонации. – Однако, я не сержусь. Мне всего лишь необходимо понять: каким сердцем нужно обладать, чтобы принимать настолько беспринципные решения?!
Сценка вселила в попаданку убеждение: дама в сарафане – родственница принца. Вероятнее всего, королева-мать!
Во взглядах, в интонациях дамы в сарафане заключалось поистине материнское отношение к избалованному Ткэ-Сэйросу. Кажется, он не угодил даме тем, что носил отрепья и привел во дворец гувернантку с сомнительной репутацией!
Надя начала прикидывать: как бы ей понравиться матери принца? Хм... На ум пока ничего не приходило. Изматывающая хмельная ночь за спиной – ох! – плохая база для умных трезвых мыслей!
– Фай, отпусти нас с миром, ради Синевы Окейсра! – взмолился принц, опускаясь на одно колено перед дамой, и целуя кончики пальцев протянутой ему правой руки. – Мне не по силам отказаться от вдохновения! Фай! Ты прекрасно разумеешь, о чем я!..
Дама медленно наклонилась к макушке принца и прикоснулась губами к светлым волосам.
– Бедный мальчик! Ты будешь жалеть о прошлом! – произнесла она сочувственно-ласковым тоном. – Пожалуй, ты прав. Мне надобно на время отстраниться...
Оставя коленопреклоненного принца с опущенной головой разглядывать малахитовый пол, дама приблизилась к Наде. Та невольно приподнялась с кресла. Под таким, как у дамы в сарафане, пронизывающим душу взором не усидишь!
– Бесспорно, вы намного красивее, чем мне помнилось! – мягко проговорила женщина, легонько прикасаясь пальчиками к Надиному подбородку. – А волосы – как ночь. Подобно моим...
Лишь теперь Надя хорошенько рассмотрела лицо незнакомки. Назвать ту красивой было бы дерзким преувеличением. Стать, волосы и наряд – безусловно, прекрасны. Однако длинное лицо в клейкой паутинке морщинок, слишком далеко отстоящие друг от друга мутновато-желтые глаза, широкий нос с горбинкой и в лопнувших капиллярах, обвисшие щеки в алой сыпи и сильно раздвоенный подбородок выдавали не только немалый возраст дамы, но и то, что она и в юности вряд ли блистала красотой!
– Маленькая смешная девочка в данный момент полагает, что перезрелая дама весьма нехороша собой! – надавив на «смешная» и «нехороша», озвучила Надину мысль дама. Интонация и вид у нее при этом были не злые, не обиженные, а отстраненно-спокойные. – Но и ты состаришься, дитя мое! – Дама вздохнула. – Как печально – все стареют! Время беспощадно. И мужчины – тоже. Но ни время, ни мужчин нельзя судить слишком строго. Потому что мужчины никогда не сумеют понять тайну времени, впрочем, как не поймут и тайну женщин, а время, усердно мстя, не пощадит даже самых лучших мужчин! Смиримся!..
Надя молчала. Что сказать на такую сентенцию? Что вообще значат все эти напыщенные слова?!
Дама дважды кивнула напоследок – и удивленной Наде, и принцу, уже поднявшемуся с пола, но все еще не поднимающему глаз, – и поплыла прочь из залы, прямая, величественная и замкнутая внутри самой себя...
Как только дама удалилась, Надя подбежала к принцу.
– Она такая странная! Я не понимаю: она сердится или нет?! Меня от ее умностей мороз пробрал! – горячо зашептала Надя, сжимая руки возлюбленного. – А что еще сказала тебе обо мне твоя мать?
Парень слегка отстранился. Посмотрел на Надю – сперва задумчиво, потом изумленно.
– Мать? Какая мать? О ком идет речь? – спросил принц. – Кого вы имеете в виду, Надя-сель?
Сегодня Надин возлюбленный не очень-то был похож на вчерашнего романтичного голодранца. Вялый, унылый, скованный. Вместо – энергичного, жизнерадостного, открытого! Не самая удачная метаморфоза!
– Я говорю о даме в сарафане! – раздраженно выпалила Надя. Как можно так тупить! Особенно – принцу! Надя нервно дрожала. – Та дама – кто? Мать? Тетя? Старшая сестра?..
– Ах!.. Нет!.. Вовсе нет!.. – принц поморщился, словно зажевывая дольку лимона. – Она слишком прекрасна и молода, чтобы быть моей матерью... – проворчал он недовольно. – Она – сиреневая мечта сумерек! Аромат волшебства...
Принц горько вздохнул.
– Мне было невыносимо-больно видеть ее отчаяние... – мрачно признался он.
– Отчаяние?! Ее отчаяние?! – поразилась Надя. – Я не заметила в ней никакого отчаянья! Только – скуку, вежливость. Доброту, вроде бы. И... Ну, может, самую чуточку иронии... Еще... Думки какие-то непонятные!.. Ничего ужасного, кажется...