— Я ничего тебе не должен! — сплюнув на пол сгусток крови, прохрипел отец. — Это была честная сделка. Дайана сдала мне тебя, я помог ей скрыться. Я не нарушал закон. Ты был виновен и получил заслуженное наказание. Зачем ты убил ее, Кертис? Она просто спасала свою жизнь. У нее не было другого выбора, и ты это прекрасно понимаешь.
— Я убил? — Кертис изумленно вскинул брови, наклонившись вперед. — Ты забываешь, что я сидел в тюрьме, когда Дайана погибла. Мы оба знаем, кому была выгодна ее смерть. Верни мне то, что она взяла, Кеннет. Я уверен, ты знаешь, что я имею в виду. — тон его голос изменился. В нем преобладали металлические нотки, означающие, что время переговоров подошло к концу.
— О чем ты говоришь? — отец вскинул голову, одним глазом (второй полностью заплыл) глядя на невозмутимого виновника творящегося сейчас беспредела.
— Дайана ушла не с пустыми руками. Пять миллионов долларов. Именно такая сумма была в исчезнувшем дипломате во время задержания, — чеканя каждое слово, ответил Кертис. — И кое-что еще.
— Это твои фантазии. Во время задержания, кроме изъятой партии наркотиков и личного оружия в конфискационном списке ничего не было, — яростно возразил отец, и я верил ему, в отличие от его оппонента.
— Деньги были, — настаивал Кертис. — Их взяла Дайана. И передала тебе. Она не могла вывезти из Штатов пять миллионов зеленых наличными. Я вычту из этой суммы пятьсот тысяч, ты все-таки воспитывал ее ублюдка.
— Как ты смеешь так говорить… — зашипел отец, его лицо исказила злоба и ненависть.
— Я называю вещи своими именами, — невозмутимо парировал Кертис.
— Джером не вещь.
— Нет, но он ублюдок. Хочешь поспорить? С парнем я разберусь сам. Верни деньги, Кеннет. Верни мне все, что эта сука украла у меня.
Прищурив потемневшие глаза, синеглазый подонок какое-то время рассматривал моего отца, раздумывая о чем-то своем.
— Если тебе есть, что еще мне предложить…, — холодно начал он, небрежно поправляя галстук. Его пристальный взгляд был прикован к лицу отца. — Что-то более важное, чем пять миллионов, то я готов забыть о деньгах. Подумай хорошенько, чем бы ты мог меня заинтересовать, Кеннет?
— Я уже сказал, что ничего не знаю. Денег у меня нет. И никогда не было. У тебя было семнадцать лет, чтобы найти меня и спросить о мифических пяти миллионах.
— Некоторые долги я предпочитаю собирать сам, Кеннет, — небрежно сообщил Кертис, вставая из кресла. На его лице мелькнуло разочарование. Он провел рукой по зачесанным назад темным волосам, спокойно разглядывая отца. Потом перевел взгляд на мать.
— Эмма, — мягко улыбнулся он, бесшумно приблизившись. Она задрожала сильнее, вжимаясь в спинку стула. Ублюдок дотронулся кончиками пальцев до ее щеки, стирая слезы.
— Не трогай мою жену, мразь, — зарычал отец, пытаясь встать на ноги, но ему не позволили. Перекачанный мордоворот в строгом костюме ударил его локтем по ребрам, и он согнулся, осев на пол и захрипев.
— У нас нет денег, мой муж говорит правду, — всхлипнула мама. В ее глазах был страх и отрешенность.
— Твой муж идиот, Эмма. В собственных глазах он герой и победитель, но это совсем не так. Ты хочешь, чтобы твои дети жили? — она кивнула, слезы хлынули из глаз. — А ты, Эмма? Хочешь жить? — еще один кивок. — Ты знаешь, что я ищу, Эмма? Просто дай мне это, и я оставлю вам ваши жалкие жизни, и вы забудете обо мне. Я обещаю.
— Я не знаю, — отчаянно всхлипнула мама, качая головой. Кертис одернул руку, кривя губы в небрежной ухмылке. — Я ничего не знаю. Не трогай наших детей.
— А не ваших? Как насчет Джерома? — вкрадчиво спросил Кертис, поправляя галстук. Ни одной складки на идеально сидящем костюме. Он выглядел как бизнесмен, банкир или юрист, но его выдавал взгляд. Цепкий, безжалостный. Звериный. — Я забираю его, а вы живете. Согласна?
У меня похолодело внутри. Я смотрел в глаза матери, прикованные ко мне. Столько в них было страдания, боли, горя… и сомнения. Чувство вины — я явственно видел его в зеленых глазах Эммы Спенсер, женщины, которая двенадцать лет была моей любящей и любимой матерью. Мое сердце обливалось кровью. Шестым чувством я понимал, что ублюдок блефует. И такая сделка невозможна, но, если бы был … один единственный шанс защитить Эби и Гектора… хотя бы мизерный шанс…, и она бы им воспользовалась — я бы не осудил ее.
— Давай, Эмма, скажи ему, — самодовольная усмешка раздвинула его губы. Блеснули идеально-ровные белые зубы. — Скажи, что ты готова пожертвовать им ради своих настоящих детей.