Знал Стивен Спенсер или Кеннет, что однажды прошлое вернётся за мной? Наверное, да. Он никогда не говорил этого вслух, но каждый день готовил меня в нашем импровизированном спортзале, заставляя тренироваться до изнеможения. Он хотел, чтобы я был сильным и способным отражать удары. Я опустил голову и посмотрел на свои связанные запястья. Сжал кулаки, скользнув взглядом по изуродованной правой руке с недостающими пальцами, костяшки на имеющихся трех были сбиты в кровь. Мое тело было готово к сражению, к борьбе и выживанию, но никто никогда не смог бы подготовить меня к тому, что произошло с моей душой в тот момент, когда потерял все. Снова.
— Куда ты везешь меня? — резко повторил я вопрос, так и не дождавшись ответа. Мой взгляд впился в белобрысый затылок кузена.
— В дом моего отца. Теперь он глава семьи, — сообщил он раздраженным тоном, что натолкнуло меня на мысль о его недовольстве данным обстоятельством. В этой моей новой семье, похоже, проблемы отцов и детей — естественное явление. Только моя проблема решена и медленно остывает на расстоянии вытянутой руки от меня.
Глава 3
Поездка с трупом наедине длилась час, может, больше. Я потерял счет времени. Я не видел, куда мы приехали, не разглядел ни очертания дома, ни улицу. Понятия не имел, в какой части города оказался. Когда несколько амбалов вытащили меня на улицу, с черного неба на мою голову обрушилась стена дождя, за которой я видел только расплывчатые огни и какие-то черные тени. Меня провели через задний двор. Дом казался огромным, его размытые очертания двоились перед моими глазами. На самом деле мне было плевать. Хоть сарай. Все это казалось совершенно неважным. Я не реагировал ни на что. Ни на резкие требования моих надзирателей идти быстрее, ни на их грубые толчки в спину, ни на боль, пульсирующую на затылке и распространяющуюся по всему телу. Я позволял ублюдкам вести меня. Не спорил, не дрался. В сопротивлении не было смысла. Мне не за что было сражаться. И незачем жить. Отец бы убил меня за такие мысли. Для него физическая подготовка тела имела второстепенное значение. И он всегда говорил, что настоящая сила в голове, в мыслях, в стремлениях. Он был мудрым и справедливым человеком. Когда я мысленно говорю о нем «был», мне хочется сломать шею одному из недоумков, считающих, что я сдался, и принявших мою покорность за капитуляцию. Но сейчас не время. Необходимо привести мысли в порядок, оценить ситуацию.
Меня спустили на цокольный этаж по металлической лестнице и бросили в комнату с толстой железной дверью, которая захлопнулась с щелчком, как только я оказался внутри.
Мой дядя, похоже, очень гостеприимный человек, а я долгожданный гость в его доме, подумал я с иронией. Почти сразу вспыхнул яркий искусственный свет, и слезящимися прищуренными глазами я смог разглядеть свое временное пристанище. Небольшая квадратная комната с маленьким окном, белыми стенами, отдельным санузлом и ванной. Обстановка спартанская. Ничего лишнего. В то же время есть все необходимое для жизни. Кровать, комод, стулья, стеллажи с книгами, встроенный шкаф. Я прошелся по своим «апартаментам», пытаясь понять, что означает закрытая дверь. Я пленник? Заложник? Приговоренный?
Беспокоит ли меня ответ? Страшно ли мне?
Нет. Абсолютно.
Во мне сейчас преобладает инстинкт самоуничтожения. Я хочу, чтобы они сделали что-то ужасное со мной, хочу повод для мести и еще большей ненависти, хочу злость и ярость. Это то, что поможет мне не сойти с ума от боли потери.
Я подошел к окну, за ним — густая тьма и потоки воды, глухо бьющие в стекло. Я прошелся руками по раме в поисках ручки или замка. Ничего.
Огляделся по сторонам. Выбор пал на стул с металлическими ножками. Он казался крепким и увесистым. То, что надо. Я взял его и ударил по стеклу со всей силы. Ничего.
Еще раз. И еще.
Даже трещины не появились.
Я бил снова и снова, пока не затекли руки, и я не свалился от боли в голове, от которой темнело в глазах. Снова пошла кровь из раны на затылке, и я вытянулся на полу, прижимаясь лицом к прохладным плиткам. Холод облегчал боль. Я слушал, как дождь стучит в окно, и ни о чем не думал. Боль становилась ярче, она пылала за закрытыми веками, у нее был цвет и запах и очень сильный хук справа. И когда она ударила наотмашь, я снова, почти с благодарностью, отключился.
Очнулся уже на кровати. Через бронированное окно проникали солнечные лучи, скудно освещая комнату. Подняв руку, которая ощущалась неправильно, казалась слишком тяжелой и большой, я инстинктивно дотронулся до травмированной головы, и пальцами нащупал повязку. Я попытался приподняться, с удивлением заметив, что почти не чувствую боли. Очертания комнаты поплыли, когда я сел, опираясь на подушки. Возможно, мне вкололи мощное обезболивающее или какие-то транквилизаторы. Мысли путались, в глазах двоилось. Я ощущал себя разбитым, неповоротливым, вялым, равнодушным. Мой расфокусированный взгляд остановился на столике возле кровати, которого ночью не было. На подносе бинты, какие-то пузырьки, таблетки, мази, шприцы и ампулы. Все в ограниченном количестве, видимо на тот случай, если мне взбредет в голову свести счеты с жизнью. А рядом со всей этой аптечкой графин с апельсиновым соком, тосты с сыром и два яблока. Похоже, меня собираются не только лечить, но и кормить. Я бы предпочел другой вариант. Мне не нужна забота от этих ублюдков, решивших, что имеют право распоряжаться чужими жизнями.