В который раз я подумала: насколько бы было легче, если бы я всё-таки ушла к Вольтури. И только слова Элис о том, что, так или иначе, Каллены окажутся под ударом, заставляли меня оставаться на месте. Они были семьёй. Пусть не моей, но я знала, что это такое – долгое одиночество. Я знала, как болезненно, как бессмысленно оно в вечности и, в полной мере испытав его, не могла желать подобного ни для кого из Калленов.
Я помогу им. Обязана помочь. В моих бедах их вины нет. Они были счастливы без меня, и не в моих правах лишать их этого. Если я могу защитить их – Карлайла, Эсми, Розали и Эммета, Элис и Джаспера, Эдварда и его возлюбленную, всех этих незнакомых вампиров, - значит, защищу.
Именно потому я не позволила себе задержать взгляд на Эдварде более чем на несколько секунд и снова посмотрела на Елеазара.
- Вы говорили, что при правильном использовании мой дар может стать источником невероятной силы. Это так?
Золотоглазый вампир задумчиво изучал меня несколько секунд.
- Совершенно верно.
- Я этого не умею, - призналась я и прикусила губу от смущения: насколько жалко это прозвучало. Мысленно я чертыхнулась и когда снова заговорила, постаралась придать голосу большую уверенность: - Я знаю, как скрыть себя, но никогда не пыталась растянуть щит на других. Элис сказала, я могу помочь вам в противостоянии с Вольтури, поэтому мне надо учиться. Вы поможете?
- Когда вы посетили нас на Аляске, мы не могли вас видеть. Сейчас же вы не полностью невидимы. Будто прозрачная дымка. Что изменилось?
Елеазар не ответил на мой вопрос, но, может, он не тот, кому я должна его задавать.
Вероятно, неосознанно, желая дистанцироваться от злых слов Эдварда, я спряталась под своим «поломанным» щитом. И сейчас все присутствующие могли видеть меня так же, как до этого Карлайл и Эсми. Именно этим объяснялось выражение ужаса на их лицах. Они приняли меня за привидение.
- Думаю, это из-за человеческой крови, - проговорила я тихо. - В тот момент, когда я… - Я запнулась, не желая до конца произносить страшное признание. - Когда я абсолютно сыта, щит не работает.
По кивку Елеазара стало понятно, что он меня понял.
- Как вас зовут? - спросила стоящая с ним маленькая вампирша.
Вместо ответа, я собралась силами и посмотрела на Эдварда.
Он был белее снега. Громадные, в момент потемневшие глаза неотрывно глядели на меня. В какой-то момент он поднял руку и протянул её ко мне. Я заметила, как она дрожит.
Дрожь. Нетипично для вампира.
И так же нетипично где-то в районе горла я чувствовала свой пульс. Если я и должна была что-то сказать или сделать, - например, так же протянуть ему руку, - это было невозможно. Единственно на что я была способна – смотреть на него. Как тогда на Аляске, я превратилась в соляной столб, готовая именно так провести остаток своих дней.
Всё вернулось в один момент. Все благие намерения, обещания, данные самой себе, клятвы и зароки – всё ушло, оставив место одному разрушительному чувству – необходимости в нём. Как же я любила его! В этот момент и всегда.
Моя любовь, моё сердце, моё дыхание. Моё проклятье, мой крест и моё наваждение. Он был всем, что олицетворяло для меня как жизнь, так и смерть. И я охотно принимала от него и первое, и второе.
Любимый мой, единственный. Такой близкий и такой далёкий. Как же так вышло, что мы разминулись в вечности? Почему именно ты оказался тем, кого я полюбила, и почему до конца времён я должна жить с осознанием твоей нелюбви? Неужели, в том, что ты не любишь меня и состоит моё искупление? Так за какие грехи я наказана? Розали права: я полюбила не того, но разве любовь – это грех? А если она живёт более века, разве может она быть проклятьем? Я знаю, что ты меня не любишь, но я-то люблю и именно в этой любви нахожу силы. Но вот я вижу тебя, и силы эти тают.
«Эдвард! - кричала моя душа. - Увидь меня! Произнеси моё имя. Дай знать, что ты всё ещё помнишь».
Если кто-то и был в комнате, я их не видела. Только когда рядом с Эдвардом появилось лицо его спутницы, я вздрогнула и моргнула.
- Кто это, милый? Вы знакомы?
Он не отвечал. Никогда Эдвард так не напоминал камень: белый, холодный, неподвижный. Эмоции на его лице были не читаемы.
Но вот я вижу, как он собирается с силами и делает шаг ко мне. Рука Тани, лежащая на его плече, безвольно падает, словно мирясь с неизбежным. Ещё один шаг, другой, третий…
А затем его протянутая рука проходит сквозь щит и касается моей щеки.
Всё оказывается даже лучше, чем я предполагала. Его ладонь твёрдая и тёплая. От неё веет силой, и я купаюсь в этой силе, расслабляюсь и на секунду теряю контроль. Я закрываю глаза и позволяю всем эмоциональным рецепторам сосредоточиться на этом крохотном клочке моего кожного покрова, которого касается его ладонь. Я вся – её абрис. Вся Белла – это ладонь Эдварда. Уничтожьте моё тело, я буду жить там, где он касается меня.
И вот, наконец, это происходит: он делает последний шаг и становится совсем близко. Я слышу потрясённый выдох всех находящихся в комнате. Не знаю, что произошло, но я чувствую, будто он входит прямо в мою душу. Клетки мозга наполняются им, мы становимся единым организмом. Я чувствую, как мой щит, будто незримая вуаль, чуть потрескивая, окутывает нас.
Мы одни. Во мне.
Я открываю глаза и ловлю его изумлённый взгляд.
- Это невозможно, - шепчет Эдвард. - Не верю. Это не может быть правдой.
Потрясённая, что он не убегает от меня с проклятиями, я молчу.
Его рука подрагивает на моей щеке. Сначала неуверенно, но затем все смелее она начинает двигаться. Пальцы Эдварда порхают по моему лицу: лоб, скулы, веки - ни одну чёрточку он не оставляет без внимания.
- Чем бы ты ни была, спасибо за эту иллюзию.
Он не верит в моё существование, полагая, что я специально вызываю в нём воспоминания.
Я первая делаю шаг назад, и его пальцы покидают моё лицо.
- Нет! - выдыхает он, и в этом потрясённом выдохе я слышу агонию. Совершенные черты перекашиваются, и Эдвард бросается ко мне, заключая в объятья. - Останься ещё на мгновение. Умоляю!
Если бы я была человеком, он в мгновение ока задушил бы меня. Даже сейчас его объятья настолько крепки, что я чувствую, как трескаются мои кости. Это почти не больно. Эта боль – ещё одна моя нечаянная радость.
Словно сквозь вату я слышу голоса - мужские и женские. Кто-то требовательно кричит, кто-то возмущается, кто-то умоляюще о чём-то просит… Они спорят, пока я пребываю в личном раю, сжимаемая Эдвардом.
- «Здесь вечный отдых для меня начнётся», - шепчет он, и я с удивлением узнаю знакомые слова известной трагедии. - «И здесь стряхну ярмо зловещих звёзд с усталой шеи. Ну, в последний раз, глаза, глядите; руки, обнимайте!»