Оживляжа не получалось. Едва ли два десятка слов выдавила из себя Алаторцева, да и те отражали причину её появления на «четверге»…
Ларисе было скучно. Хозяину, кажется, тоже. Это их сближало. Ираида Львовна выглядела дамой манерной и типично-салонной. Она очень старалась поддержать то и дело прерывавшуюся беседу, подвела её к теме параллелей между литературой и живописью: реализм — натура; эссе, поток сознания — импрессионизм… Стала настаивать, чтобы высказался каждый. Лариса внутренне сжалась. Со своим инженерным образованием она не сильна была в теории литературы, хотя тема и показалась ей заслуживающей рассмотрения. И когда очередь дошла до неё, предпочла, извинившись, сказать, что не готова сейчас к такому разговору. Зато Тома Комарова целый доклад прочитала. Но ей и карты в руки — с Литинститутом-то.
Потом некий Костя, пел песни на испанском. Музыка была вполне самодеятельной, голос слабеньким, что немного скрашивалось эмоциональностью исполнения. Костя перебивал аккорды ударами по корпусу гитары, затем затопал ногами, но эффекта не получилось, потому что пол был застелен пушистым ковром.
— Молодец! Люблю! — воскликнула Ираида Львовна.
Лариса вслед за всеми вежливо поаплодировала. Кажется, настал удобный момент. Костя выскочил покурить на веранду. За ним вышли обе его приятельницы. Поднялась и Ираида Львовна — заварить свежего чаю. Лариса пересела ближе к Симону Лахвари, в кресло, согретое хозяйкой.
— Симон Львович, у меня к вам огромная просьба, — она потянулась за сумочкой, достала надписанную заранее книжку рассказов. — Вот, может, найдётся время полистать?
— Прочитаю, — он положил сборник на журнальный столик рядом с телефоном.
— Но это не всё. Ещё… Если сочтёте рассказы приемлемыми… Мне хотелось бы, чтобы именно вы дали мне рекомендацию в Союз писателей.
— А не рано ли?
У Ларисы кровь прилила к щекам.
— Не знаю… Сказали, что можно.
Хорошо — Комарова помогла:
— Семён Львович, у неё уйма публикаций в «толстых» журналах. А на днях получаем «сигнальный» второй, сдвоенной, книжки. Там половина сборника — её.
— Ну, тогда, конечно. Вы не волнуйтесь, девочка, — он дружелюбно протянул руку, чтобы похлопать Ларису по коленке, но, глянув в сторону кухни, не завершил жеста. — Угощайтесь конфетами. Я встречал ваши рассказы. Мне нравятся. Рекомендацию, как подготовлю, передам Тамаре. А уж вы с ней держите связь. Думаю, всё будет в порядке.
Остаток вечера был ещё скучнее. Лариса выполнила свою задачу, внутреннее напряжение её отпустило, и она могла позволить мыслям течь, как им заблагорассудится: завтра надо бы пройтись по магазинам и подобрать платье для беременных — пора!
4
И в обоих рядах писателей, и за столом президиума Лариса углядела лишь несколько знакомых лиц. Лахвари пришёл, когда уже слушали отчётные доклады. Он сел через ряд от Ларисы. Она улучила момент, когда он повернулся в её сторону, улыбнулась ему, кивнула, здороваясь.
Литераторы говорили о творческих командировках, встречах с читателями, путёвках… Всё это пока не её. Лариса думала, придется ли ей что-то рассказывать о себе. Если да, то хорошо бы поменьше. Новое платье уже, кажется, помялось с боков. Подташнивало. Заметна или нет пока её беременность? Дома она собиралась сказать об этом вечером. Как воспримется родителями будущий внук? Мама, конечно, сразу расплачется. А потом? Обрадуется? Сейчас уже, наверное, пироги в духовку посадила. Любимые дочкины, с курагой. Поздравлять с приёмом в Союз…
Стало шумнее.
— Товарищи, — сказал секретарь Правления, усиливая голос, — у нас на повестке дня последний вопрос. Прием в члены СП Ларисы Георгиевны Алаторцевой. Поднимитесь, пожалуйста, Лариса Георгиевна, пусть люди с вами лично познакомятся.
Лариса встала, повернулась налево, направо, кивнула, переждала шумок, всё ещё не зная, что говорить. Но говорить ничего не пришлось, секретарь зачитал её биографическую справку, перечислил публикации, фамилии рекомендующих. Спросил, кто и что хочет добавить к характеристике.
И тут началось нечто кошмарное.
— Так-так, товарищи, — донеслось с кресла возле окна, — принимаем, значит, в наш коллектив?! А знаете ли вы, кого принимаем?
Выкрикнувший это был Ларисе незнаком, бас его не вязался с поднявшейся сухой фигурой. Тон не обещал ничего хорошего.
— О! — услышала Лариса за спиной. — Игнатьев в своем репертуаре. Сейчас спектакль устроит. С фейерверком!
По залу прокатился смешок.
— Зря хихикаете. Думаете, раз — Игнатьев, так ничего путного не скажет?!