Единственный адекватный ответ на этот вызов темнеющего, грозно нависающего будущего – собственным (личным) очищением, светом христианской истины отдалить момент окончательного прихода тьмы. Не столько для того отдалить, чтобы он стал менее травматичным и подготовленным (не станет – можно гарантировать), сколько для возможного спасения большего числа человеческих душ (рождение новых поколений людей за счет «отложенного времени»). Едва ли не главная задача воинствующего Православия – сделать православный социальный заказ – заказом государственным, призвать государство в союзники и соратники. Россия как империя, как Третий Рим или Второй Иерусалим должна быть Крепостью, обеспечивающей защиту от зла внешнего, его постоянного грубого натиска. И этот концепт России-Крепости – тоже заданность, константа «православной футурологии», «выведенная» множеством пророков и святых старцев. Но, в отличие от обычной прогностической фантастики, православная своей сверхзадачей ставит не конкретизацию инвариантной заданности, не перебирание картинок – как это будет или может быть (здесь это лишь второй, не столь существенный план), – а ознакомление читателя с условием, при соблюдении которого только и возможно осуществление этой заданности, перенос из плана метафизического в нашу грешную реальность константы Крепости, за стенами которой нам будет дана отсрочка. Это условие – оказаться достойными Милосердия, духовно очищенными и готовыми к последней битве, прошедшими через пламя покаяния. Чтобы не попасть в ситуацию, когда «по неверию их не совершил Он чудес».
Прогностическая православная фантастика в своих построениях исходит из точки конца земной истории, неложного и непротиворечивого знания о нем. И как никакая другая фантастика она дает (предлагает) читателю возможность непосредственного, личного участия в творении будущего – всего того, что предшествует последнему сроку. Покаяние («перемена ума») одного может изменить судьбы многих, перевесить чашу гнева, готовую пролиться, отодвинуть еще ненадолго завершающую точку. (В этом смысле проблема нынешних малых, несоизмеримых с советскими, тиражей не так важна.) То же самое в больших масштабах теоретически может отодвинуть эту точку вплоть до необозримого будущего, в котором человечество расселяется в космосе, мирно совершает там свой гешефт и совершенствует свой гештальт. Строго говоря, последнее и есть самая настоящая православная фантастика, а те произведения, где автор исходит из перспективы недалекого Армагеддона на Земле – это в общем-то христианский реализм и прагматизм.
Иными словами, православная фантастика не должна, не имеет права снимать с себя обязанность проповеди. Как любой христианин, православный писатель (тем более обладающий даром Божьим) не может устраняться от сообщения ближнему благой вести и «признаков антихриста». «Не для вас одних дано вам разуметь это, а через вас для целого мира, чтобы все, сами утвердившись в деле Божием, и другим могли быть полезными» (преп. Серафим Саровский).
С другой стороны, как инструмент воинствующего Православия соответствующая фантастика не может не быть акцентированно государственнической, поддерживающей укрепление русской империи, воссоздание симфонии Церкви и государства, расширение геополитических и культурных пределов русской православной цивилизации. То есть – антиглобалистской, противолиберальной и националистической (если понимать национализм как систему взглядов и действий, обусловливающих укрепление самосознания и правосознания субъекта государственности, в данном случае – полиэтничной русской нации), неприемлемо настроенной в отношении идеи «общечеловечества», равно как деления на «сверхчеловечество» и «недочеловечество». Необходимо создавать яркий образ самостоятельной Православной цивилизации как важной части мира, цивилизации ныне поруганной, но вновь осуществимой в будущем. Должно быть четкое отмежевание от приоритетов и девальвированных ценностей антихристианского Запада. Акцент здесь – именно на четкости демаркации, фиксации разграничения дискурсов.
Вообще адекватным прогнозом в православной фантастике может быть только один-единственный – сохранение в будущем России как действующего лица мировой истории. Любой вариант несуществования России должен быть отвергнут как заведомо неадекватный и нерусский. Исключение – сценарии, где Россия гибнет, чтобы потом вновь восстать из праха. Что, кстати, соответствует русской исторической реальности и способно «бить по нервам» читателя – в позитивном ключе. Важный момент – образ России будущего должен быть привлекательным – как государства сильного, богатого, влиятельного, свободного. Это нужно в том числе и для вытравливания из населения комплекса «украденного будущего», бесперспективности «этой страны», заведомой ее «второсортности», проигрышности по сравнению с Западом. Православной фантастике следует проводить «грамотное позиционирование» России в комплексном единстве ее истории, современности и перспектив завтрашнего дня, как великой державы, величие которой отлично от завораживающего глянцевого великолепия западного мира.