Начинал свои филппики Цицерон осторожно, лишь возражая против тех новых законов, предлагаемых Антонием, которые, по его мнению, противоречили распоряжениям самого Цезаря. Антоний, быстро сообразив, во что неизбежно выльется вскоре пылкое красноречие величайшего оратора Рима, решил нанести упреждающий удар. 19 сентября 44 г. до н. э. он созывает сенат, пользуясь консульскими полномочиями, где выступает сам с речью, полной обвинений в адрес Цицерона. Обвинений, не лишённых самых серьёзных оснований. Консул припомнил оратору и противозаконные смертные приговоры соратникам Катилины, и подстрекательство к убийству Клодия, и содействие ссоре Помпея и Цезаря, наконец, и это было самое важное, то, что Цицерон был истинным вдохновителем убийства Цезаря. Это действительно была открытая борьба не на жизнь, а на смерть[301].
Отдадим должное Антонию. Менее всего в его обвинениях было фальши. За превышение закона в деле Лентула и других катилинаров Цицерону после его победоносного консульства вскоре пришлось отправиться в заслуженное изгнание. Это случилось стараниями Клодия, потому и мстительные чувства Цицерона в отношении этого политического деятеля вовсе не надуманы. И самое главное: заговорщики и убийцы Цезаря искренне почитали Цицерона своим вдохновителем, пусть он к заговору отношения не имел и к убийству «тирана» никогда не призывал.
То, что Цицерону опровергнуть обвинения Антония было сложно, немедленно проявилось во второй филиппике. Это жуткое нагромождение оскорблений, откровенной ругани и страшных, но абсолютно голословных обвинений. Цицерон договорился до того, что приписал Антонию знание о покушении на Цезаря и даже то, что консул подсылал к диктатору убийцу. Само собой, Цицерон сравнивал Антония с Катилиной, предрекал ему столь же бесславный конец. А поскольку сам он из противостояния с Катилиной вышел победителем, то, следовательно, это означало для всех его полную уверенность в победе и в новом противостоянии.
Об Октавиане пока не упоминали ни Антоний, ни Цицерон. Но внимательно следивший за происходящим в сенате молодой Цезарь немедленно сообразил, чью сторону ему должно принять в этой схватке.
Сам Октавиан в те дни времени не терял. Он направился в Кампанию, где в Калатине и Кизилине были многочисленные поселения ветеранов походов Цезаря. И здесь вскоре ему удалось собрать настоящее войско[302]. Располагая немалыми средствами, (не все деньги, значит, пошли на выплаты по 300 сестерциев плебеям) Октавиан щедро выдавал каждому, кто пожелал вступить в его войско, по 2000 сестерциев. Более того, к нему стали переходить воины из стана его противника, «побуждаемые жестокостью Марка Антония, без колебания убивавшего в своём лагере каждого подозрительного»[303]. Надо полагать, такие действия Антония были связаны с перекупкой его солдат людьми Октавиана. В этом наследник Цезаря и его сподвижники достигли немалых успехов[304]. Если поначалу Антоний, имевший шеститысячную личную охрану и ожидавший прибытия легионов из Македонии, командующим которыми он был утверждён, должен был чувствовать себя достаточно уверенно, то теперь, когда Октавиан набрал своё десятитысячное войско в Кампании и соблазнял его солдат большими деньгами, положение консула становилось угрожающим. А тут ещё и Цицерон в сенате, брызжущий ненавистью…
Высадка легионов из Македонии также принесла Антонию нежданные неприятности. Легионеры ждали от своего полководца, соратника и друга Цезаря решительных действий против его убийц, а он вместо этого затеял никому не понятную вражду с молодым наследником диктатора… Когда же Антоний попробовал вдохновить солдат денежной раздачей, то те только подняли его на смех. Октавиан-то обещал через своих людей, каковых консул тщетно требовал выдать ему, в пять раз большую сумму! Тогда Антонию пришлось действовать самым решительным образом. Военные трибуны по его приказу схватили наиболее дерзких крикунов, а для забывших о воинской дисциплине солдат была объявлена даже децимация – казнь каждого десятого. Мера, надо сказать, исключительная, применявшаяся крайне редко и обычно к тем, кто бежал с поля боя. Пожалуй, в последний раз это было во время восстания Спартака. Тогда Марк Красс устроил децимацию обратившимся в бегство легионерам, жертвами которой стали до 400 человек. Антоний, проводя свою децимацию среди тех, кто позабыл о воинском порядке, пыл вскоре умерил и значительную часть обречённых пощадил. Жёсткими мерами ему удалось добиться дисциплины в своих войсках.