Выбрать главу

В довершение всего до Октавиана дошла шутка Цицерона, должно быть, с просьбой молодого Цезаря о триумфе связанная. Славный оратор, ныне обладавший в Риме «единовластием демагога»[326], так изволил выразиться в адрес того, кого совсем недавно именовал «божественным юношей»: «он сказал, что Октавиан достоин похвалы, украшения и вознесения» (laudandum, adolescentem: ornandum, tollendum) [327]. Здесь была зловещая двусмысленность: «украсить и прославить» как победителя или же «разубрать и вынести» как покойника[328]. Кроме того, глагол «tollere» наряду со значением «возвеличивать» имеет и смысл «устранить с пути, лишить жизни»[329]. Октавиан, до которого острота Цицерона дошла, двусмысленность её немедленно оценил и тут же заявил, что ничего подобного не допустит[330]. Цицерону тогда и в голову не могло прийти, каким, собственно, образом наследник Цезаря этого не допустит. Когда и он, и весь сенат смысл слов Октавиана осознают, будет уже поздно.

А пока юный пропретор, увидев, что армия на его стороне, а не сената, начал свою политическую игру. Она велась им и в своих интересах, и в интересах всех цезарианцев. Сенату, открыто ставшему на сторону помпеянцев и убийц Цезаря, надо было противопоставить объединённые силы. Самой заметной фигурой среди цезарианцев по-прежнему оставался Марк Антоний, пусть и потерпевший обидное поражение в Мутинской войне. Оно его, однако, не смутило. Будучи многоопытным военачальником, Антоний прекрасно понимал что «Марс непостоянен» и потому борьба далеко не закончена. Цель его теперь была пробиться в Галлию, где стояли легионы Лепида, также соратника Цезаря, ставшего при нём начальником конницы, а после гибели диктатора, благодаря хлопотам Антония, получившего должность верховного понтифика.

Путь в Галлию, в ходе которого надо было перевалить через Альпы, оказался для Антония и остатков его войска очень нелёгким. Поскольку из-под Мутины они бежали, то остались без продовольственного обоза. Потому «во время бегства Антонию пришлось вынести много тяжких испытаний, и самым тяжёлым из них был голод»[331]. И вот в такой тяжелейшей ситуации он явил себя подлинно мужественным, поразительно стойким человеком. Как пишет Плутарх, «Антоний, однако, в эти дни был замечательным примером для своих воинов: после роскоши, всего великолепия, которые его окружали, он без малейшей брезгливости пил тухлую воду и питался дикими плодами и кореньями. Рассказывают, что, переваливая через Альпы, его люди ели и древесную кору, и животных, никогда прежде в пищу не употреблявшихся»[332].

Дабы компенсировать потери, понесённые в Мутинской войне, Антоний решился на крайнюю меру: его солдаты, двигаясь к Альпам, везде, где встречали, открывали рабские эргастулы и предлагали рабам следовать за ними. Включение рабов в римское войско – мера, не просто крайняя, а исключительная! Ранее она допускалась только на законном основании в годы величайших бедствий и опасностей для самого существования республики. Наиболее яркий пример – II Пуническая война, когда государство выкупило восемь тысяч рабов, сформировав из них два легиона. Но, чтобы римский военачальник на такое решился… Прецедент, правда, был во время гражданской войны сулланцев и марианцев (80-е годы I века до н. э.). На стороне марианцев сражались несколько тысяч рабов. Но, осознав опасность такого опыта, решено было от них избавиться. Под руководством Квинта Сертория легионеры перебили около четырёх тысяч рабов, напрасно доверившимся сторонникам Мария[333]. В то же время напомним, Луций Сергий Катилина категорически отказывался принимать беглых рабов в своём лагере в Этрурии, хотя в людях очень нуждался, «считая для себя невыгодным впечатлением, будто он связал дело граждан с делом беглых рабов»[334].

В ходе новой уже идущей гражданской войны это был первый такой случай. В дальнейшем рабов станут использовать и иные военачальники. Антоний просто создал прецедент.

Цель Марка Антония была очевидна: за Альпами в Галлии он надеялся объединиться с войском Марка Эмилия Лепида. Тогда положение цезарианцев могло бы резко улучшиться. Правда, пока что и Лепид, чьи легионы стояли в Нарбоннской Галлии, и Луций Мунаций Планк, наместник бывшей «Косматой», а ныне Трансальпийской Галлии, и Гай Азиний Поллион, наместник Дальней Испании, демонстрировали свою лояльность сенату и в них был совершенно уверен Цицерон[335]. Он, очевидно, получал соответствующие заверения. Но в этой гражданской войне, что вскоре станет нормальной её практикой, те или иные заверения в преданности той или иной стороне станут крайне ненадёжными.

вернуться

326

Аппиан. Гражданские войны. IV. 19.

вернуться

327

Цицерон. К близким. XI, 20, 3.

вернуться

328

Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. Примечания М. Л. Гаспарова, с. 388, прим. 22. Спб., 2015.

вернуться

329

А. И. Немировский. М. Ф. Дашкова. «Римская история» Веллея Патеркула. Воронеж. 1985. Комментарии А. И. Немировского, с. 175., прим. 207.

вернуться

330

Шифман И. Ш. Цезарь Август, с. 56.

вернуться

331

Плутарх. Антоний. XVII.

вернуться

332

Там же.

вернуться

333

Плутарх. Серторий, V.

вернуться

334

Гай Саллюстий Кписп. О заговоре Катилины. 56. (5).

вернуться

335

Цицерон. К близким. 10; 11.

полную версию книги