С большой поспешностью он начал приготовления к весьма рискованным наступлениям на отдельных князей, которые с самого начала стояли на пути продвижения личных территориальных планов Штауфенов. В июне состоялись первые переговоры с союзниками германского королевства (дворянами-министериалами и представителями городских советов) в предпочтенном Генрихом пфальце Гагенау. В августе уже было собрано войско в 600 рыцарей, с которым король напал на Баварию без изложения каких-либо причин. Баварский герцог вынужден был сдаться на милость победителя. Маркграф Баденский вскоре после этого предложил в заложники собственного сына. В перспективе столь резво начавшейся захватнической политики Генриха было присоединение к штауфенскому владению Баварии и Бадена как «исчерпанного лена». Если бы к этому прибавилась Австрия как наследство королевы Маргариты (в 1246 году вымерла австрийская правящая династия Бабенбергеров), создалась бы хорошая основа для постепенного «обезоруживания» территориальных князей и развития единого национального государства по английскому или французскому образцу. Король Генрих (VII), доказавший своим первым нападением на Баварию талант к неожиданным действиям, не был человеком, способным к длительной планомерной, мощной и целенаправленной политической работе. В его теперешнем положении он был им еще в меньшей степени. Справедливости ради надо сказать, что в его весьма щекотливом положении между князьями и императором усилия Генриха не были лишены прогрессивного зерна.
Если в исторических источниках того времени поискать «общественное мнение» по поводу правления Генриха и его личности, то можно найти только критику. Анналы Трира выносят свой характерный для них лапидарный приговор: «Он обладал королевской властью, но вел не королевскую жизнь». В городских хрониках, надежных источниках 13 и последующих столетий, рассказывающих о первых десятилетиях 13 века лишь спорадически и немногословно, решительно доминируют высказывания по поводу управления новых территориальных властителей. Безоговорочно положительные оценки давались только в придворной поэзии, воспевавшей молодого Штауфена больше, чем в свое время его деда, императора Генриха VI и всех позднейших отпрысков этого обласканного музами рода.
Кравчий Конрад фон Винтерштеттен следил как главный меценат за тем, чтобы каждый странствующий певец и поэт находил при «дворе муз» Генриха открытые уши и руку помощи. Наряду с Ульрихом фон Винтерштеттеном, братом Конрада, здесь долго или коротко гостили такие люди, как Рудольф Эмсский, Ульрих фон Тюрхейм, Буркарт фон Гогенфельс, Отто фон Ботенлаубен, а также искусный стихотворец Готфрид фон Нейфен. Расцвет придворной поэзии немецкого средневековья был уже позади. Как уже названные эпики, так и лирики были уже всего лишь эпигонами, жалкими подражателями Гартмана фон Ауэ, Готфрида Страсбургского, Вольфрама фон Эшенбаха или Вальтера фон дер Фогельвайде.
В кругу жизнерадостных поэтов король Генрих чувствовал себя особенно вольготно. Конечно же, он и сам писал стихи. Можно было бы не придавать значения претензиям, предъявлявшимся к его новомодному хобби, если бы в остальном он проявил себя как сильный правитель. Главной задачей средневекового короля, по всеобщему воззрению, была защита и поддержание мира и правосудия (pax et iustitia), как это еще раз утвердил в своем сицилийском своде законов Фридрих II. Меж тем, Генрих, погруженный в праздник своего «двора муз» забыл создать хотя бы иллюзию стремления к этому идеалу. В его государстве росли и множились распри и беззаконие. Его советчики-рыцари были мало заинтересованы в переменах.
Поэтому неудивительно, что уже пожилой Вальтер фон дер Фогельвайде (возможно, находясь в Вюрцбурге) яро критиковал новые грубые «doene» (стихотворные строфы) придворных поэтов. Он даже радовался, если кто-нибудь из странников оставался без внимания или без вознаграждения, как это произошло на придворном сейме в 1225 году в Нюрнберге. Там четырнадцатилетний Генрих, как уже было сказано, впервые в жизни вершил суд, напуганный и расстроенный убийством Энгельберта. Столь «радостные» высказывания встречаются среди «шпрухов» Вальтера (песен на личные, религиозные или мировоззренческие темы) очень редко. Подводя итог он говорит: «Ребенок, выросший в дичи, ты слишком крив. Никто не может тебя больше согнуть (для розог ты, к сожалению, большой, для меча – слишком маленький), так спи же и устраивайся поудобнее... Теперь в твоей школе не будет учителей, ведь я ухожу и не могу ничем тебе помочь...»