Выбрать главу
Старый Барбаросса, император Фридрих, В подземном замке околдован. Он никогда не умирал, он живет там поныне; Он схоронился в замке и уснул. Он отдал свою власть над царством И когда-нибудь в свое время вернется к ней.
Из слоновой кости сделан стул, на котором сидит император; Из мрамора стол, на который он склонил голову. Его борода не цвета льна, а цвета пламени, Переросла через стол, на котором покоится его подбородок. Он кивает как во сне, его глаза полуоткрыты; И он подзывает к себе слугу. Он говорит во сне: «Выйди из замка, о карлик, И посмотри, летают ли еще вороны вокруг горы. И если старые птицы все еще парят, Я должен спать в волшебном сне еще сто лет».

Эта песня, ставшая программной для многих поколений школьников, была обработана братьями Гримм в их в их «Немецких легендах» (1816- 18) по версии Претория и много способствовала тому, что местная народная сказка превратилась в немецкую национальную легенду. Распространение одновременно означало и сужение. Мировой император из провинциального сказания превратился в императора чисто немецкого. Вместо империи Фридриха перед концом света новый вариант провозглашал опасно-неконкретное «царство великолепия», не говоря, за чей счет. Время хилиастических ожиданий последнего императора давно прошло, и в качестве патриотического стимулятора после разочарования 1815 года легенда снова медленно набирала силу.

Когда Генрих Гейне, со времени Французской революции 1830 года «француз поневоле» с глубокой ностальгией по родине, захотел объяснить своим новым землякам бедственное положение немцев, от которого напрасно надеялся спастись в Париже, он показал им во многих журнальных статьях помимо прочего типично немецких героев сказок и легенд. В появившемся в 1837 году под заголовком «Стихийные духи» немецком переводе к сожалению не хватает написанного два года назад в Париже, то есть упоминания о легенде Киффхаузена. Гейне проявил себя тогда как стопроцентный немецкий романтик: "Здесь скрыто намного больше, чем просто сказка о том, что император Фридрих, старый Барбаросса, жив; когда его слишком сильно осадили священники, он якобы скрылся в горe, называвшейся Киффхаузен. Говорят, что он скрылся там со своей свитой, но однажды он не вернется, чтобы спасти немецкий народ. Эта гора находится в Тюрингии, недалеко от Нордхаузена. Я часто там бывал, и однажды зимней ночью задержался в тех местах больше часа и много раз прокричал: «Приди, Барбаросса, приди!» И сердце жгло мою грудь, и слезы катились по щекам". Это все еще звучит как пронемецкое умиление, но эти чувства Гейне с его критическим разумом строго держал под контролем. Несколько строк раньше он писал своим французским читателям: «Французы давно переросли средневековье, он созерцают его в спокойствии и могут наслаждаться его красотой с философской и творческой беспристрастностью. Мы, немцы, глубоко застряли в нем: мы все еще боремся с его отравляющими последствиями; следовательно, мы не можем так благосклонно им восхищаться. Напротив, мы должны зажечь в нас пристрастную ненависть, чтобы наши раздробленные силы не были изувечены».