Как справедливо отмечено в "Кембриджской древней истории", "постоянной практикой в третьем столетии было провозглашение императора армией, после чего сенат давал свое формальное согласие"[118].
Собственно, началось это впервые при падении Нерона, эпоха же "солдатских императоров" превратила эту сомнительную с правовой точки зрения традицию в норму, оставляя сенату сугубо декоративные функции. Редкие попытки восстановить значение сената, сделать его право утверждать новых императоров не формальным, но действенным немедленно пресекались, что ярко продемонстрировали события 275–276 гг.[119]
После гибели Аврелиана его преемник Тацит, считавший себя потомком великого историка, обличителя деспотии, попытался было восстановить хоть в некоторой мере авторитет сената. Он возвратил ему право чеканить монету, восстановил компетенцию сената избирать принцепсов, отняв это право у "яростной военщины", но эти мероприятия, не подкрепленные настоящей силой, то есть опорой на армию, потерпели неудачу. Сам Тацит умер через полгода при неизвестных обстоятельствах (276 г,), а вскоре император Проб (276–282 гг.) окончательно отнял у сената те немногие права, которые пытался ему возвратить Тацит, являвшийся, кстати, последним императором, избранным на престол сенатом.
Последующие императоры — Кар, Карин, уже не нуждаются в одобрении сената при своем восшествии на престол.
Окончательное падение роли сената формально, все еще высшего органа Римской империи, и утрата значения прочими древними республиканскими магистратурами, ставших к концу III в. просто почетными титулами и не имевшими уже никакого практического значения, являлись следствием вполне закономерного процесса. Процесса превращения военной диктатуры в республиканских одеждах, которой она являлась с самого установления Принципата, и абсолютную, даже формально ничем не ограниченную монархию. Необходимость обороны от постоянного наступления внешних сил, борьба за единство империи, делали неизбежным процесс максимальной централизации власти, создания единой унифицированной государственно-административной системы, находящейся в жестком подчинении верховного носителя власти. Крайняя необходимость гарантировать Римскую державу от опасности нового кризиса и сделала возможным успех государственных преобразований и торжества новой политической системы — Домината.
"Потребность установить некоторую связь между отдельными частями империи была, без сомнения, весьма настоятельна, если система полной централизации привилась с таким успехом. Посредством этой административной централизации и соединенной с нею военной системы Римская империя сопротивлялась и внутреннему распадению своему и вторжению варваров"[120].
Об усилении могущества верховной власти, о дальнейшем развитии процесса создания новой политической системы свидетельствует создание в период Принципата мощного чиновничьего аппарата, подчиненного верховной власти, деятельность которого была направлена "исключительно для осуществления предначертанной верховной власти и для сообщения верховной власти сведений о силах и материальных средствах общества"[121].
К последней четверти III века вся Римская империя была покрыта сетью чиновников, иерархически подчиненных друг другу и теснейшим образом связанных как между собою, так и с императорским двором.
Все эти многочисленные изменения, происходившие в течение трех исков в гражданском законодательстве, в структуре государственного аппарата империи, в статусе императоров, в военной организации Римской державы, свидетельствуют о том, что установление Диоклетианом новой формы правления — Домината — явилось логическим завершением процесса, длившегося не одно столетие и подготовившего все условия для реформаторской деятельности Диоклетиана и его соправителей. Эпоха Диоклетиана и Константина представляет собою лишь дальнейший фазис развития бытовых условий предшествующего времени. Третье столетие является периодом окончательной переработки старых учреждений и вытеснения их новыми"[122].
Действительно, анализ государственной организации империи в эпоху, предшествовавшую Диоклетиану, убеждает в том, что корни всех его реформ можно отыскать в деятельности многих императоров, правивших во II и III веках. В свете этого представляется совершенно справедливым утверждение русского историка Э. Гримма: "И по теоретическому пониманию принципата эпоха Ульпиана, очевидно, гораздо ближе к эпохе Диоклетиана, чем к эпохе Августа. Ввиду этого резкое различие эпохи до и после Диоклетиана едва ли основательно"[123].
118
"