Воины ее родины сражались на конях и чувствовали себя в пути как рыба в воде. Римляне же были традиционными пехотинцами.
— Чем менее армия обременена лишним грузом, тем лучше она сражается. На примере каздов это видно очень хорошо. Но теперь нам совсем не помешают лошади и телеги, поскольку с нами будет много женщин и детей. Как ты думаешь, сможет ли Клиат предоставить нам повозки?
Ирэн отрицательно покачала головой, а Хелвис пояснила:
— Еще вчера это было возможно, но прошлой ночью сюда пришел Аптранд со своим отрядом и забрал почти всех лошадей из тех, что еще оставались. Он направился к югу на рассвете.
Скорее всего, подумал Марк, офицер намдалени направился к Фанаскерту, чтобы воссоединиться со своими товарищами, оставшимися в гарнизоне этого города. С его точки зрения, это было логично, солдатам Княжества лучше держаться вместе в такое тяжелое время. Аптранду, вероятно, было безразлично (а может быть, он просто не обратил на это внимания), что его поход в сторону от приближающихся каздов открывает захватчикам дорогу для вторжения в Видессос. Наемники всегда заботились прежде всего о себе, а потом уже о тех, кто их нанял. Но ведь и я тоже, подумал трибун, и я тоже…
Погруженный в свои мысли, он пропустил слова Хелвис мимо ушей.
— Прости, ты что-то сказала?
— Я сказала, что нам, вероятно, тоже надо двигаться в этом направлении.
— Что? Нет, конечно же, нет. — Слова сорвались с его губ прежде, чем он вспомнил, что брат Хелвис Сотэрик тоже был в гарнизоне Фанаскерта.
Хелвис сжала рот, и ее глаза опасно сузились.
— Но почему? Я слышала, Аптранд и его солдаты стояли насмерть даже тогда, когда другие бежали.
Обычную неприязнь, которую наемники испытывали к тем, кто их нанимал и кого они должны были защищать, усугубляло то, что видессиане считали намдалени еретиками — впрочем, это обвинение было взаимным. Хелвис между тем продолжала:
— Фанаскерт — город сильный, во всяком случае, более мощный, чем Клиат. За его крепкими стенами мы сможем вволю посмеяться над жалкими кочевниками, копошащимися внизу.
Трибун с облегчением вздохнул. Он вовсе не собирался идти на Фанаскерт, и Хелвис, сама того не желая, подсказала ему великолепное тактическое оправдание, которое он приведет, отказываясь выбрать Фанаскерт в качестве конечной цели. Марк не хотел ссориться с женой: воля у нее была железная, да и в любом случае у них не было времени для споров.
— Крепостные стены — гораздо менее надежная защита от кочевников, чем ты думаешь, — сказал он. — Они выжигают поля, убивают работающих на них крестьян, морят голодом город, находящийся в осаде. Ты же видела все это в Империи и здесь, в Васпуракане. Защитники могут быть стойкими людьми, но казды в осаде не менее опытны, чем в открытом бою.
Хелвис прикусила губу, желая возразить, но поняла, что Скаурус уже принял решение.
— Хорошо, — сказала она наконец. Улыбка у нее стала холодной. — Я не буду спорить с твоими доводами. Права я или нет, это не имеет, по-видимому, большого значения.
Марк был вполне удовлетворен и решил не углубляться в детали. То, что он сказал ей, было правдой, но не всей правдой. После поражения и гибели Маврикиоса в Видессосе должны были произойти большие изменения, и он не собирался застрять в провинциальном городе на краю Империи, предоставив событиям развиваться без его участия. Столь же амбициозный, как любой другой командир наемников, Скаурус был не прочь испытать судьбу и подняться на гребне хаоса. Однако, имея за плечами всего один драгоценный легион, он, в отличие от других, все свои надежды обращал на имперское правительство. Но ни одна из этих мыслей не отразилась сейчас на его лице. Трибун пожал плечами, подумав, что было намного проще оставаться одним из молодых офицеров Цезаря, с четко очерченным кругом обязанностей, с начальником, который бы думал за него. Но стоики учили его делать все, что в его силах, и не желать невозможного — хорошая философия для спокойного человека.
— Если вы готовы, — сказал он Хелвис и Ирэн, — пора трогаться в путь.
— Будь я проклят, если не стал уже черным, как уголь, — сказал Виридовикс, шагая рядом с легионерами.
В действительности он был не черен, а красен, как полусырое мясо. Его бледная, обожженная палящим васпураканским солнцем кожа отказывалась принимать загар. Горгидас накладывал мази, но они исчезали с каждым новым слоем облезающей кожи. Кельт ругался, когда капли едкого пота текли по его багровому лицу.
— Хотите загадку? — сказал он. — Почему даже глупая чайка умнее, чем я?
— Даже не напрягая ума, я мог бы дать тебе дюжину ответов, — сказал Гай Филипп, не упускавший случая кольнуть своего давнего противника. — Но лучше скажи свою отгадку.
Виридовикс яростно взглянул на него и ответил:
— Потому что у нее достаточно ума, чтобы не летать в Васпуракан.
Измученные зноем римляне невольно усмехнулись. Но Сенпат Свиодо немедленно оскорбился до глубины души — ведь кельт посмеялся над его родиной.
— Тебе надо бы знать, что Васпуракан — первое творение Фоса, который создал весь мир, и место рождения нашего предка Васпура — первого человека на земле, — сердито произнес он.
Некоторые из видессиан, присоединившихся к римлянам, засвистели в ответ на это заявление. Васпуракане могут называть себя «принцами Фоса», если им так хочется, но те, кто жил за пределами их земли, не принимали этой веры всерьез. Что касается Виридовикса, то он плевать хотел на любую религию. Откинув голову назад и глядя на сидящего на коне Свиодо снизу вверх, он сказал:
— Насчет того, что ты приходишься родней первому человеку, ничего не скажу, потому что ничего в таких вещах не смыслю. Но я верю, что эта земля — первое творение Фоса, поскольку одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять: бедняге Фосу нужно было на чем-то потренироваться.
Легионеры взвыли от восторга, Свиодо онемел, видессиане и катриши громко расхохотались.
— Вини самого себя, что в тебя запустили тухлым яйцом, — довольно мягко сказал Гай Филипп юному васпураканину. — Мужчина, с языком достаточно острым, чтобы удерживать возле себя сразу трех красоток, легко победит в споре такого юнца, как ты.
— Ты прав, — пробормотал Сенпат, — но кто бы мог подумать, что у этого дылды так хорошо подвешен еще_и _я_з_ы_к_?
Виридовикс был настолько красен от солнца, что не мог еще более покраснеть от гнева, однако, судя по приглушенному фырканью, стрела васпураканина попала в цель.
Римляне и их товарищи пробирались на восток от Клиата, отступая в полном порядке и стараясь не сталкиваться с большими отрядами кочевников. Катриши, как обычно, играли роль разведчиков и гонцов, прикрывали отряд от внезапных конных атак и предупреждали римлян об опасности, которую замечали впереди или на флангах. Окруженные всадниками, легионеры шли, построившись в каре, в центре которых находились женщины, дети и раненые. Хорошая выучка, дисциплина и несомненная боеготовность до поры до времени спасали римлян от беды. Отряд каздов, состоявший из трехсот всадников, следовал за легионом в течение целого дня, подобно стае голодных волков, готовых выхватить из строя ослабевшую добычу. Наконец, убедившись, что застать противника врасплох нет никакой надежды, казды отъехали в сторону в поисках более легкой добычи.
Когда сгустились сумерки, Марк уже не протестовал против присутствия в лагере женщин. Хелвис ночевала в его палатке, и он радовался тому, что она рядом. Тем не менее привычки и воспитание сказывались, и он все же испытывал некоторую неловкость, так что, когда Сенпат Свиодо снова стал подшучивать над ним, трибун бросил на весельчака взгляд, после которого тот прикусил язык и надолго замолчал. Хотя Марк и привыкал к необычным для него вещам, он совершенно не собирался веселиться на этот счет.
Солнце катилось к горизонту. Кончался четвертый день похода. С юга к отряду подскакал катриш и, отдав Марку салют, доложил: